Мария Дуэньяс - Нити судьбы

— Понятно. Идем дальше.

— Для примерочной нужно трехстворчатое зеркало. Еще пара кресел. И банкетка — чтобы складывать одежду.

— Дальше.

— Материалы. Отрезы лучших тканей — каждый не больше метра, только как образцы: нет смысла покупать целые рулоны, пока мы еще не встали на ноги.

— Лучшие ткани, конечно, в магазине «Ла-Каракэнья», а те, которыми торгуют у рынка марокканцы, никуда не годятся — об этом даже говорить нечего. Еще можно попробовать достать что-нибудь у индийцев с Ла-Лунеты — они люди пронырливые, и у них всегда припрятаны интересные вещицы. К тому же они связаны с французским Марокко, так что через них вполне можно раздобыть что-то действительно стоящее. Так, красавица, продолжай.

— Швейная машинка — желательно американская «Зингер». Хотя я привыкла работать вручную, машинка тоже не помешает. Еще — хороший утюг и гладильная доска. Парочка манекенов. Остальное я куплю сама — только скажите, где найти хороший галантерейный магазин.

Так продвигались наши дела. Я заказывала Канделарии необходимые вещи, а она, пуская в ход все свое мастерство, раздобывала их всеми правдами и неправдами. Иногда вещи прибывали под покровом сумерек, завернутые в одеяла, и доставляли их какие-то люди с мрачными лицами. В другой раз заказы приходили среди бела дня, на виду у всех. Ко мне являлись маляры и электрики, я получала мебель, рабочие инструменты и пакеты с самым разнообразным содержимым. Все это время я ни на мгновение не переставала играть свою новую роль успешной деловой женщины, демонстрируя непринужденность и шик. Соседи видели, как я отдаю распоряжения и выхожу встречать свои заказы — уверенная в себе, на высоких каблуках, с безупречным макияжем и стрижкой, которую уже привыкла поправлять изысканным небрежным жестом. Все почтительно здоровались со мной, встречая в подъезде или на лестнице. На первом этаже находились шляпная мастерская и табачный магазинчик; на втором, напротив меня, жили пожилая дама в трауре и ее сын — полноватый молодой человек в очках. Этажом выше обитали два семейства с многочисленными детьми, которые везде совали свой нос, пытаясь узнать, кто стал их новой соседкой.

Через несколько дней у нас все было готово: оставалось только открыть ателье и начать работать. Я до сих пор помню свою первую ночь в той квартире, словно это было вчера: я осталась совершенно одна, наедине со своими страхами, и ни на минуту не сомкнула глаз. До наступления глубокой ночи я слышала звуки, доносившиеся из соседних квартир: плач ребенка, бормотание радио, громкий спор матери с сыном — моих соседей по лестничной клетке, шум воды, текущей из крана, — должно быть, кто-то заканчивал мыть посуду после позднего ужина. Когда же ночь полностью вступила в свои права, звуки постепенно затихли и им на смену пришли другие, возможно, рожденные лишь моим воображением: мне казалось, будто мебель как-то странно скрипит, в коридоре раздаются шаги, а со свежеокрашенных стен на меня смотрят какие-то тени. Еще до того как на небе появился первый луч солнца, я поднялась с постели, не в силах больше выносить мучительное беспокойство. Я направилась в зал, открыла ставни и, выйдя на балкон, принялась ждать рассвета. С минарета мечети прозвучал призыв на первую молитву. На улицах еще не было ни души, а вершины горы Горгес, сначала едва различимые в темноте, стали величественно вырисовываться на горизонте с первыми лучами солнца. Постепенно и неторопливо город начал приходить в движение. На улицах появились марокканские служанки в покрывалах. Мужчины шли на работу, а женщины в черных вуалях — по двое, по трое — спешили к утренней службе. Однако я не дождалась того момента, когда дети зашагают в школу, откроются конторы и магазины, служанки пойдут за горячими пончиками, а матери семейств отправятся на рынок выбирать продукты, которые потом марокканские мальчишки понесут им до дома, таща на спине корзинку. Вернувшись с балкона в зал, я уселась на свою новенькую софу, обитую гранатовой тафтой, и стала ждать. Чего? Перемен в моей новой жизни.

Рано утром ко мне пришла Джамиля. Мы обменялись с ней взволнованными улыбками — мы обе стояли на пороге неизведанного будущего. Канделария отпустила Джамилю работать в моем ателье, за что я была ей чрезвычайно благодарна: мы очень сдружились с этой юной марокканкой, и я надеялась найти в ней добрую помощницу, младшую сестру.

— Я возьму себе Фатиму, а ты забирай Джамилю, она хорошая девушка, будет во всем тебе помогать.