Вениамин встал, пошел в ночь. На душе было так мерзко, что хотелось застрелиться или повеситься. Константин понимал его состояние, неотступно следовал за ним по пятам. Но не успокаивал, давая время самому разобраться в этой ситуации. Каким бы ни был глупым случай с письмом, жизнь продолжалась, и все еще могло обернуться самым непредсказуемым, возможно, положительным образом.
Таким и пошел Вениамин в тайгу на поиски Ефима Собакина: разбитым и раздавленным. Так и не увидев свою Нину, которая, вероятно, презирала, ненавидела его. В те дни для него создавшаяся ситуация казалась таежным тупиком, откуда не было выхода. Он молча встретил Егора Бочкарева, спокойно и равнодушно выслушал его угрюмую, недовольную речь по поводу присутствия чужих — Вениамина и Кости — людей в караване, послушно, будто овечка, побрел следом за новым проводником, безропотно выполняя любую команду. Неизвестно, как долго длилось бы его подавленное состояние, если бы не случайная встреча с китайцами. Вернее, их карта, которая произвела в его сознании эмоциональный взрыв. Увидев ее, Вениамин понял, что видит перед собой что-то гениальное, сотворенное десятками человеческих рук творение, которому не было цены. Приблизительно это было сравнимо с тем самым самородком «Овечья голова», который валялся под старательскими ногами неизвестно сколько времени до тех пор, пока Белов с похмелья не пошатнулся и не упал лицом в грязь, споткнувшись об него.
Так же было и с картой китайца Ли. Егор, Кузька и Катя рассматривали ее с полным равнодушием, будто это была пустая крынка, в которой только что кончилось молоко, но остались три картошки в мундирах. Для них карта была чужой вещью, на которую они не имели никакого права. Ли видел это, поэтому спокойно показал ее путникам. Другое дело Вениамин и Константин. Созерцая нарисованный на шелке золотоносный район, они были подобны ястребам над добычей. По их взглядам Ли понял, что это совсем другие люди, поэтому поспешил как можно скорее свернуть лагерь и убраться в одном ему известном направлении.
Это событие немного заглушило страдания Вениамина по Нине. В его голове метался хаос взбудораженных мыслей о том, как может сибирский золотой поток неконтролируемо проплывать мимо Государевой казны, и всем на это наплевать? Собираясь на прииски, он был твердо убежден, что существуют строгие законы добычи, сдача и охрана со всеми последующими структурами контроля над золотом. Как оказалось на деле, в тайге, кроме полиции и казаков, была еще одна армия бандитов, разбойников, вольных старателей, купцов-спиртоносов и, наконец, китайцев, у которых имелась карта района тысячелетней давности. Это было дико, несопоставимо с нормальными моральными устоями цивилизованной жизни, в противоположность которым здесь царствовали законы тайги.
Так и не найдя с Егором общего языка, расстроенный событиями последних дней, Вениамин лег спать. Но сон не принес облегчения. То он от кого-то убегал и прятался, то потом старался догнать. За ним бежали собаки, тайга кружила и путала, с горы падали камни, под ногами проваливалась земля. Наконец он упал в реку, переплыл на противоположный берег и, избавившись от всех, с раскинутыми руками затих, вдыхая аромат сочных трав.
Ночью пришла Стюра. Неслышно ступая босыми ногами, как рысь отделилась от ели, спокойно прошла к пасшимся на поляне лошадям. Те даже не испугались ее, спокойно приняли как члена команды, недавно отлучившегося от лагеря по нужде. Поочередно погладив отдыхавших животных, Стюра недолго почесала каждого за ушами, негромко наговаривая, дала каждому по кусочку сахара, потом прошла к тлевшему костру. Присев на колодину подле, неторопливо стянула со спины тощий мешок, развязала его, достала несколько сухарей, берестяную кружку. Негромко похрустывая пищей, стала ждать рассвета.
Первым проснулся Егор Бочкарев. Потянувшись до хруста костей, выбрался из-под одеяла, неторопливо встал. Увидев Стюру, нисколько не удивился, будто та была здесь с вечера. Удалившись в сторону по нужде, недолго отсутствовал, потом сходил на ручей, умылся, прополоскал зубы и, теперь уже бодрый, вернулся к костру.
— Здорово ночевали! — приветствовал он Стюру и принялся разводить огонь. — Колбасу будешь?
— Угу, — как сова отозвалась Стюра, покачав головой.
— Тогда, доперечь, дуй с чайником за водой да весь его на таган.
Стюра послушно встала с насиженного места, тихо, но быстро исполнила просьбу, молча встала рядом. Егор развязал свою котомку, достал колбасу, хлеб, рыбу, какие-то сладости, дал ей. Та с радостью, будто ребенок, приняла угощение, поблагодарила, отошла на свое место.
Читать дальше