Михаил Вольпе - Петух пропел в бухте (сборник)

Голоса стихли. Взгляд его устремился вдаль. Ах, эти горы! Как же их не узнать? Они плотным кольцом окружили долину. Склонились любовно, почти как живые существа, над людьми и растениями острова, защищая их от непогоды, приходящей из других краев. А порою чудилось, будто они расступаются, расширяют круг, чтобы можно было видеть мирное и бескрайнее голубое небо и солнце, казавшееся после дождя самой большой благодатью на свете. Если случалось, что дождь запаздывал, как было в этом году, горы облачались в траур, изнывали от горя и возмущались, вымаливая у неба хоть немного воды для тенистых оврагов, избороздивших их склоны. А когда, исполненные сочувствия, набегали грозовые тучи, налитые долгожданной влагой, горы внезапно куда-то исчезали, уступив место тем, кто нес благословение божие свободным рабам земли.

Ветер, без сомнения, переменился. Теперь он швырял в окно клочья морской пены. Море будто вело осаду дома, подготовляя решающий штурм. Волны отчаянно бились совсем рядом с лачугой, и стены ее сотрясались при каждом ударе. Откуда, черт побери, дует этот ветер?

Мариано прислушивался, пытаясь угадать его направление. Ветер был не такой уж сильный, но волны неистовствовали. Мане Кин захрапел. Дрыхнет без задних ног, как поросенок. А ночь предвещала недоброе, в такую ночь не до сна. Невеселые мысли роились в голове у Мариано. Что этот дурень станет делать в Бразилии? Вот ему, Мариано, почему-то не выпало на долю такой удачи, и никакой крестный отец, черт возьми, не собирается везти его на край света. Он завидовал Кину, затаив против него злобу. Скажите на милость, что этот дурень станет делать в Бразилии? Хоть бы он умер сейчас, прямо у него на глазах… Мариано бы тотчас помчался к ньо Жокинье: «Если хотите, я поеду с вами. Возьмите меня с собой в Бразилию, не пожалеете. Я все умею делать». В глубине души Мариано симпатизировал Мане Кину. Он сердился теперь лишь потому, что чувствовал себя обойденным судьбой, которая избрала вместо него другого. Ведь именно он был достоин такой судьбы, от него было бы куда больше проку, и уехать должен был бы он, Мариано. Прежде он не желал Кину зла. И однажды доказал это. Кин даже нравился ему. Из-за него он сильно повздорил с Тиофе в день святого Иоанна. Мане Кин не был забиякой, простой и покладистый, он ни с кем не искал ссоры. Видя, что Тиофе его задирает, Мариано схватил обидчика за грудки: «Коли у тебя руки чешутся, идем со мной». Все, видевшие эту сцену, поняли тогда, кто истинный друг Мане Кину. Но этот простофиля рожден, чтобы прожить всю жизнь в Долине Гусей и работать в поте лица от зари до зари. Хоть родители его люди почтенные, сам он ничего, кроме мотыги, в жизни не видел и ни о чем другом понятия не имеет. Бразилия — для парней иной породы. «Возьмите меня с собой, ньо Жокинья. Я с любой работой справлюсь». Он снова представил себе мертвого Мане Кина, лежащего на мешках. Ах, если бы только знать наверняка! Если бы только знать…

Он беспокойно ворочался с боку на бок на брезентовой раскладушке и никак не мог забыться, а злая бессонница все не отступала, и голова, казалось, раздувается, точно шар. Жизнь его была непрестанной борьбой с морем. Ему нравились путешествия и то, что ждало моряка в конце пути. Мариано безудержно влекли морские просторы. Плыть неизвестно куда по волнам, болтать на иностранном языке, безмятежно покуривать трубку с ароматным табаком, время от времени прикладываясь к бутылке, и, лежа на верхней палубе, строить воздушные замки под монотонный стук машин, ступать по незнакомой земле с карманами, полными долларов, пить пиво и любить стройных белокурых красоток с накрашенными губами… Вот о чем он мечтал… Остальное его не интересовало.

Мариано постоянно чувствовал усталость, приходилось крутиться как белка в колесе. Всего два дня назад он ездил ночью на Сан-Висенте: переправлял двадцать бидонов водки и четырех пассажиров без документов. Эта бессмысленная и пустая жизнь утомляла его. А его мытарства обогащали только хозяина, вот кто действительно наживался. Мариано и ему подобные работали на других, и единственное, что их ждало впереди, была тюрьма. Иногда, пытаясь сбить таможенников со следа, они подолгу плавали вокруг Сан-Висенте или отсиживались в пещере, словно воры или убийцы. Случалось, их выслеживали, и тогда грог конфисковывали, контрабандистов сажали за решетку. Они отбывали положенный срок, а хозяева преспокойно нежились в своих мягких постелях, не желая компрометировать себя подозрительными связями. «Спятил ты, что ли?! Не такой я идиот, чтобы добровольно лезть в петлю!» Прибыль получали именно те, кто не лез добровольно в петлю.