Михаил Вольпе - Петух пропел в бухте (сборник)

Внезапно кто-то тронул его за плечо. Это возвращался с полей брат Джек. У него был вид заправского батрака: за спиной кожаная пастушья сумка, на левом плече мотыга, соломенная шляпа с низко опущенными полями почти скрывала бородатое лицо, штаны цвета хаки были засучены до колен, широкие сандалии на подошве из автомобильной шины прикручены к ногам полосками дубленой кожи. Пыль покрывала его с головы до ног, пот струился по голым икрам, по груди, стекал из-под засученных рукавов рубахи.

— Добрый день, — приветствовал он Мане Кина, поднеся руку ко лбу, чтобы стереть пот. Джек был высокий, тощий, нескладный, с неподвижным туповатым лицом, на котором застыло выражение нерешительности, словно он послушно ожидал приказаний.

Они не виделись целых четыре дня. Джек на Северной стороне острова помогал арендатору, который жаловался, что не хватает денег нанять рабочих. Земля сплошь заросла сорняками, и Жулио, так звали арендатора, не мог с ними справиться. Поскольку дождя все не предвиделось и время для прополки было самое подходящее, он попросил ньо Жожу прислать еще немного кукурузы, чтобы заплатить сезонникам. Вместо кукурузы хозяйка отправила ему в помощь Джека, он один стоил двух. Так происходило всегда. Арендатор оценил трудолюбие Джека и злоупотреблял им. Он не успокаивался до тех пор, пока ему не удавалось заполучить старшего сына ньи Жожи. Он буквально атаковал ее. Попросит, например, прислать мешок кукурузы, времена-то нынче — хуже не придумаешь… И Джек самолично отправляется к нему улаживать отношения. Когда приближался праздник святого Андрея, арендатор вдруг успокаивался. Наступала очередь Мане Кина что ни день взбираться на холм, изучать обстановку, определять виды на урожай, а главное, стараться заставить Жулио уважать обязательства; тем не менее причитающаяся нье Жоже часть выделялась из уцелевших от пиратских набегов арендатора остатков урожая — да и как могло быть иначе, нужно же чем-то кормить коз (а сыры из козьего молока продаются нам втридорога, негодовали землевладельцы) и побаловать ребятишек молодой кукурузой. По мере того как зерна в колосьях наливались, все меньше и меньше дружеского согласия и понимания оставалось между испольщиками и землевладельцами; затаенная злоба и вражда разделяли их. Наступал период скрытой борьбы, когда каждый отстаивал свои интересы. «Бедняга, ему ведь приходилось столько ртов кормить, — сочувствовала Жулио сострадательная нья Жожа. — Початком больше, початком меньше, никто от этого не обеднеет». Она не придавала значения жалобам младшего сына.

— Добрый день, — ответил Мане Кин на приветствие брата. — Как там дела? — Он искоса взглянул на Джека.

— Порядок… — отозвался Джек, но при этом скривил рот, будто хотел сказать, что не такой уж там порядок.

— Арендатору хватит теперь семян, чтобы засеять все поле, или он надеется, что мы пришлем еще кукурузы, как в прошлом году?

Джек задумался. Он пожал плечами и протянул вперед руки, показывая огромные, покрытые мозолями ладони. Его ответ прозвучал неопределенно:

— Наверно, хватит…

Джек не принадлежал к числу тех, кто любит поговорить. Все знали, что язык у него неповоротливый, зато рука на работу легкая. Этому молчаливому и покорному исполнителю было все едино — вскопать ли мотыгой участок или сровнять с землей гору. Он плевал на руки и коротко говорил: «Ладно». Но ни в чем другом на него нельзя было положиться.

Джек поднес палец к носу, высморкался. Видя, что Кин не настроен для разговоров, и ощущая усталость после нескольких километров трудного перехода по сухим протокам и водомоинам, он собрался было вновь отправиться в путь, как вдруг младший брат решил поделиться с ним новостью:

— Крестный Жокинья хочет взять меня с собой…

Джек стащил с головы шляпу и почесал макушку.

— Да, да… Он и мне так сказал, — протянул он, повернувшись лицом в сторону дома. — Я повстречался с ним по дороге.

— Значит, он тебе сказал?! А что он еще говорил?

Джек торопился поскорей попасть домой. Он с утра ничего не ел, солнце нещадно припекало, а на безлюдных холмах Северной стороны ему не повстречалось ни одной живой души, чтобы попросить напиться. Он свесил голову на грудь и принялся рыть землю носком сандалии.

— А я не желаю ехать. Я должен сказать крестному Жокинье, что не хочу уезжать отсюда.

Джек поднял на брата узкие невыразительные глазки.

— Да ну!

— Что «да ну»? Будь ты на моем месте, ты бы согласился?