Михаил Вольпе - Петух пропел в бухте (сборник)

А Ромуальдо так привязался к мальчику, что минуты без него не мог прожить — послал господь утешение на старость. Были у него и другие дети, но все выросли, оперились и разлетелись по свету кто куда, а письма он получал только от одного. Мануэл скрашивал ему одинокую жизнь, да недолго… В шесть лет он умер от менингита. До сих пор слышится учителю, как жалобно стонал мальчик в беспамятстве, как, обнимая отца за шею, отчаянно кричал: «Вот она! Вот она идет!» А когда Мануэл навсегда закрыл глаза и выражение страдания схлынуло с его умиротворенного лица, в сердце старика вкралась жесточайшая, никогда прежде не испытанная тоска.

А сейчас он едет в город, потому что кум Жоан сообщил ему о продаже бочонка масла — прекрасного оливкового масла, так необходимого ему для диеты. Бочонок пока находится на таможне и будет продаваться с аукциона в четверг за сто восемьдесят эскудо. Дешевле не бывает. Если бакалейщики не перекупят, масла хватит на много месяцев — стоит попытать счастья.

Мул, постукивая копытами, шел бодрым шагом, привычно обходя выбоины и рытвины, и сеньор Ромуальдо так глубоко погрузился в размышления, что даже не замечал тряски.

Почти сорок лет учительствовал он в Сан-Фелипе и Кова-Фигейре; пенсию ему определили в шестьсот эскудо: будь у него жена и дети, концы с концами не свести нипочем… Он даже получил за безупречное выполнение своих обязанностей на ниве народного просвещения награду; сам губернатор поздравил и обнял его в зале муниципалитета. На торжество он взял с собой сына, и как тот гордился отцом, которому важный господин из Лиссабона приколол на грудь какую-то красивую штучку! Еще господин сказал: «Это за то, что хорошо учил детей…» Бедный, милый, маленький Мануэл!

Через несколько дней — день святого Иоанна, но над зубчатой грядой гор нет и намека на облачко, и горы так ясно вырисовываются в свете наступившего дня. Совсем скоро из-за вершины выплывет солнце, красное и жгучее, как раскаленное железо. «Хорошо, что захватил с собой зонт, — подумал старик, — небо чистое, и день будет просто жуткий». Сеньор Ромуальдо был во всеоружии: надел светлый полотняный костюм, панаму, которую ему привез из Америки крестник.

Казалось, что дорогу, плавно спускающуюся к морю, кто-то нарочно перекопал заступом или мотыгой. Земля пересохла — дождей не было уже очень давно, и лишь кое-где виднелись зеленые пятнышки травы. Обмелевшие ручьи были похожи на распяленные в беззвучном крике пасти. Ах, если бы хлынул дождь! Как мгновенно и разительно переменилось бы все кругом! Пшеница покрыла бы собой растрескавшуюся землю, по склонам оврагов зацвели бы цветы, отовсюду вылезла бы свежая трава, скотина наелась бы досыта сеном… А теперь даже не хотелось смотреть вокруг… Тоска!

У лавки старинного приятеля Руфино старик на минутку задержался.

— Что-то больно рано ты нынче открыл торговлю!

— Сеньор Ромуальдо! Какими судьбами, в такой час?

— Еду в город, у меня там дельце.

— А здоровьице ваше как, сеньор Ромуальдо?

— Скриплю покуда.

— Вы не свидетелем ли в суд?

— Да нет, бог спас.

— Путь неблизкий, а вы уже немолоды да и здоровье ваше…

— Что делать, что делать… Как жена и детки?

— Все ничего, слава богу. Нининья родила вчера еще одного.

— Ну, поздравляю. Сколько ж их теперь у тебя?

— Девять душ. Пять девчонок, четверо мужичков, считая того, что появился на свет вчера. Может, зайдете, сеньор Ромуальдо, передохнете немного? Выпьете чашечку кофе?

— Нет, благодарствую. Хочу приехать в город пораньше, пока еще не так жарко. Днем будет просто пекло.

— Ну что ж, сеньор Ромуальдо, тогда уж на обратном пути загляните к нам. Вы ведь ненадолго в город?

— Нет. Завтра же и обратно.

— Значит, дело у вас там не очень важное?..

— Дело у меня пустячное. На площадь надо заглянуть.

— На площадь?

— Да. Таможня будет продавать кое-какие товары.

— Ну?

— Ладно, Руфино, мне недосуг. Кланяйся жене, и до свиданья.

— Счастливого пути, сеньор Ромуальдо, удачи вам!

Мул снова прибавил шагу и уже не останавливался до самой Кова-Фигейры, а его хозяин открыл свой зонтик: с неба уже посыпались первые огненные стрелы. Через несколько минут сияющий поток света ринется с вершин горной гряды, затопит все вокруг.

Сеньор Ромуальдо спрятался под куполом своего огромного зонта. Еще полчаса ходу — и покажется город.

И правда, минут через двадцать пять стала видна высокая колокольня кафедрального собора. Море блеснуло, словно разлитое по полу масло. На Браве тоже не было ни облачка, хотя в эту пору белая шапка всегда одевает ее вершину. Плохой знак. День святого Иоанна на пороге, а дождя не предвидится.