— Вы звали меня, сеньора?
И в то же мгновение Руй отворил дверь.
— Это я, тетушка.
Он стоял, не зная, куда деваться от смущения, тетка смотрела на него широко открытыми глазами. Можно было подумать, что он воскрес из мертвых. Но ей было слишком хорошо знакомо его землисто-бледное лицо, его виноватый вид нашкодившего ребенка.
— Ты здесь?! А я-то думала, ты далеко в море! — Руй почувствовал в ее голосе осуждение и недовольство. — О боже! Как ты меня напугал? — Она поднесла руки к груди. — Но что случилось? Тебя не взяли в плаванье? Твой отец отказался взять тебя с собой? — В ее словах звучало такое нетерпение и тревога, что Руй совсем растерялся, язык у него прилип к гортани. А тетка, не давая ему времени прийти в себя, обрушила на него новый вопрос. — Вы что, поссорились, да? Ну открой же рот, отвечай!
Руй стоял на пороге своей комнаты, нос его блестел, глаза были устремлены в одну точку. На него вдруг навалилась страшная усталость, где уж тут протестовать против такого обращения с собой?! Тетка не потерпела бы никакого протеста, она говорила почти агрессивно, чувствуя себя полной хозяйкой положения.
— Объясни мне, Руй, почему ты сбежал с корабля? Неужели ты сделал это по своей доброй воле? Или тебя вынудил отец? — Она ненавидела зятя, знать его не хотела, но только «этот субъект» мог помочь племяннику устроиться на корабль.
— Нет, нет, тетушка, я не сбежал с корабля. — Голос его звучал хрипло, отчужденно, слова застревали в глотке, так бывало, когда еще ребенком его заставали в кладовке за кражей бананов или сахара или когда он шалил, несмотря на запреты тетки. Уши у него побагровели, губы побледнели, щеки стали белыми, как мел, в глазах стояли слезы. — Нет, тетушка, я не сбежал с корабля…
— А Шико Пенья сказал, что корабль уже снимается с якоря. Он пришел прямо оттуда и не мог ошибиться. Я спросила про тебя, и он ответил, что скорее всего ты стоишь на палубе и смотришь на наш остров. Зачем же ты вернулся, отвечай!..
Поражение. Это было полное поражение. Он ощутил во рту привкус желчи. Горестная усмешка исказила его лицо. И вдруг он заговорил, точно кто-то против воли заставлял его лгать:
— Корабль отплывает только в половине восьмого, еще есть время. Я сошел на берег кое-что купить. С ведома отца. Корабль отплывает только в половине восьмого. Я купил все, что нужно, и забежал сюда. Тут у меня закружилась голова.
Нья Жеже смотрела на него с недоверием. В этот момент он ужасно напоминал прежнего малыша. Голова опущена, глаза бегают по сторонам. Точно такой вид бывал у него в детстве, когда, попавшись с поличным, он начинал врать. Но если Руй все же не обманывает ее? Если он и впрямь сошел на берег с ведома отца? Нья Жеже поднялась по ступенькам. Они стояли совсем рядом, друг против друга. Это ее воспитанник, почти сын! Она вдруг ощутила к нему глубокую нежность. Должно быть, он пришел сюда, чтобы еще раз проститься. Угрызения совести потихоньку закрались в ее сердце — так, пользуясь оплошностью сторожа, бродячий пес юркает в пустую конуру. Но как сторож сразу бы приметил хитреца, так и тетушка Жеже мгновенно представила себе безработного племянника, склонившегося в своей комнате над книгами, — он поглощает их одну за другой, а потом что-то пишет и все худеет и худеет прямо на глазах (теряя и вес, и хорошее настроение, приобретенные им на Санто-Антао, где он пробыл два месяца по совету врача). И вот, вместо того чтобы попытаться изменить свою жизнь, он сбегает с готового к отплытию танкера, какое же будущее его ждет?
— Немедленно отправляйся на корабль! — подумать только, родная тетка гонит его! — Наверное, уже четверть восьмого. Чего же ты медлишь? Упаси бог еще опоздаешь. — Она обняла племянника. Столько горести было в этом торопливом объятье. Не зная, куда деваться от стыда, Руй тоже ее обнял. — Прощай, сынок. Будь благоразумен и не теряй мужества. Не забывай меня.
Расставаться всегда грустно. Тот, кто уезжает, словно исчезает в мглистой дали. И как знать, что его ждет за этой мглой?
Она повторила:
— Не забывай свою старую тетку.
Почему он заплакал, если ничто в этом мире, казалось, уже его не трогает? У него нет ни малейшего желания покидать этот дом. Просто он чувствует себя здесь чужим, трагически одиноким. Лишним. Он будто физически ощутил в этот момент уже разделившее их пространство и время — обратно возврата нет. Тетя гонит его прочь. Ну что ж, он принимает это как должное. Если она не желает его больше видеть, он никогда не переступит порога ее дома. Уйдет навсегда. Свет не сошелся клином на Сан-Висенте. Мир велик, и забвение — безбрежный океан. В нем закипело безотчетное враждебное чувство.
Читать дальше