Ирвин Уэлш - Три истории о любви и химии (сборник)

– Отвали, Джаско, – говорю я, защищаясь, – то, конечно, были не лучшие таблетки, согласен, я тебе же так сразу и сказал, но не такое уж дерьмо.

Я не очень-то напирал, потому что Джаско был в таком настроении, когда непонятно, то ли он на полном серьезе, то ли в шутку себя накручивает.

– Только вот мне от них ни хера не было, – простонал он.

– Да ладно, в них МДМА сто двадцать миллиграмм, мне парень говорил, – заявляет Сучка.

Хотя это, конечно, полная лажа. Хорошо, если там хоть пятьдесят миллиграмм было, в этих «птичках». Их надо было по паре сразу глотать, чтобы хоть какой-нибудь приход словить.

– Ага, конечно, – говорит Джаско.

– Да точно. Ринти их из Голландии привез, – настаивает на своем Сучка.

Слава богу, что она вступилась, хоть Джаско от меня отвлекла.

– Может, во сне он их и привез. Шотландские футбольные клубы больше в Европе проводят, чем те таблетки, что вы тут толкаете, – огрызнулся на нее Джаско.

Я знал, что этот разговор может длиться вечность, и быстро скурил свой косяк. Когда я вышел на улицу, вдруг увидел парня с девчонкой, идут в обнимочку, явно влюбленные, и уж точно без наркотиков. И тут мне подумалось: а когда я сам в последний раз вот так с девчонкой был, так, чтобы не на экстази? Да в прошлой, блин, жизни, вот когда. Пнул камень, лежащий на дороге, и тот попал – но не разбил – прямо в лобовое стекло припаркованной машины.

Сейчас он что-то скажет. Брайан Кейс. Что-то, что он произносит каждое утро. Он скажет что-то неприятное. Мистер Кейс. Что же мне делать? Буду улыбаться, как и всегда. Будто мне в рот ложку засунули. Улыбайся. Улыбайся, даже когда чувствуешь себя раздетой догола, выставленной напоказ для осмеяния. Нет. Я слишком болезненно это воспринимаю. Надо понимать, что все зависит от того, как ты это воспринимаешь. Надо научиться так не реагировать, не сжиматься от неприязни. Не делать этого. Сама виновата. Я должна контролировать свое восприятие.

– Как поживает свет моих очей? – обычный уже вопрос Кейса.

Я готова выдать свой традиционный ответ: все в порядке, но что-то ломается.

– А с чего вы решили, что я – свет ваших очей?

Черт. Что я несу? Так нельзя… а почему, собственно? Можно. Я могу говорить все, что захочу. И если он делает непонятные или неуместные замечания, я могу попросить его объясниться, рассказать мне, что, черт подери, он имеет в виду. Что стоит за этим его вопросом?

– Ну, я вижу тебя, и моя жизнь становится ярче.

Как бы я ни старалась, мне уже не остановить «плохую Хизер». Раньше она могла всего лишь думать. Сегодня вдруг заговорила. У меня шизофреническое раздвоение личности, и плохая Хизер вырывается наружу…

– Странно, правда, то есть это неравновесие. Вот я вижу вас каждый день, но это абсолютно никак не отражается на моей жизни.

Важный момент – когда то, что я не могла сказать, становится тем, что мне нельзя говорить. Мой бунт перемещается из головы в большой открытый мир. Да! Нет! Да! Черт.

– О, – говорит он, явно обиженный, не прикидываясь, а на самом деле, действительно, неподдельно обиделся, бедняга, – вот так вот, да?

– Вряд ли я точно понимаю, что «так вот», – говорю ему я, – но я так вижу, и я так чувствую.

– Слушай, – говорит он с озабоченно-таинственным видом, – если что-то не так, можешь мне прямо рассказать. Не обязательно мне голову откусывать. Не такой уж я дурак, – говорит он с глупой улыбкой.

– Дурак вы или нет, совершенно меня не касается. Это ваше дело. А со мной все в полном порядке, лучше и быть не может.

– Н-да… но ты ведешь себя слегка странновато…

Я выдерживаю безразличную мину.

– Слушайте, ваше поведение по отношению ко мне основывалось на предположении, что мне есть дело до того, как, вам кажется, я выгляжу. Дело не во мне. Вы – мой менеджер в компании, компании, для которой прежде всего важна выполненная работа, а не эстетика, сексуальность или что-нибудь еще в этом роде. Меня это не касается, и я не намерена об этом задумываться, но если то, как я выгляжу, делает вашу жизнь ярче, как вы изволили предположить, я посмотрю на себя очень внимательно и спрошу сама себя, что же за жизнь я вела до сих пор.

– Ну спасибо, что все мне разъяснила, – дуется он, – я же всего лишь пытался показать свое расположение.

– Ну да, но это я прошу прощения. К вам это не имеет никакого отношения. Принимая как должное ваше ребяческое, занудное поведение по отношению ко мне, я тем самым молча давала вам понять, будто я одобряю его, что было неверно с моей стороны с самого начала. Простите меня за это, я и в самом деле прошу меня простить.