Ирвин Уэлш - Три истории о любви и химии (сборник)

Он снова кивает, уже, видно, и в штаны наделал.

Интересно, вот, когда я еще пешком под стол ходил, знакомые отца – такие же вот, как наш прилизанный говносос, – все говорили, что нашего шотландского акцента разобрать не могут. Но что забавно, на таких вот, как сегодня, разборках все, суки, слышат и отлично понимают – ни слова, ни буквы не пропустят.

– Ну войт, пай-дядя, веди себя карашо, – говорит Короче, каная под Мика-ирландца. – Та-ак. Теер буду вам признаелен, коли вы достаете все деньжата да брюли, что есь в дое, и сите все это в этот вот мешочек, яненько? Коли все буди тихо-мирно, тк и не нао буть маюток тормошить, что наерху спят. Даай-ка, жией.

С акцентами это мы здорово придумали: отличное оружие мусоров путать. Мой конек – шотландский джок, спасибо папашке с мамашкой. У Короче ирландский ничего, хоть он иногда и перегибает палку. Но вот вест-индский треп Бала – это что-то с чем-то.

Обосравшийся муженек тусуется по дому с Короче, пока мы с Балом заняты миссус: так и держим ножик у ней перед носом. По мне, так уж слишком жестко, хоть она, конечно, и грязная сучка. Иду готовить нам по чашке чая, работенка не из легких, учитывая, что мы все в перчатках и при всем маскараде.

– Печенье имеется, хозяйка? – обращаюсь я к бабе, но бедняга, похоже, онемела от страха; показывает мне на шкафчик над кухонным столом. Ну, я открываю и все такое. – И-ить твою… – Пачка «Кит-Кэтов». Да это же просто зашибись, круто, в общем.

Блин, как все-таки жарко в этой уродской маске.

– Садись-ка, хозяйка, на диванчик, – советую я ей.

Она – ни с места.

– Ну-ка, усади-ка ее на задницу, Бобби, – говорю я Балу.

Он перетаскивает ее на кушетку, приобнимая одной рукой, будто он хахаль ейный или что-то вроде.

Ставлю перед ней чашку.

– Даже не думай кому в лицо плеснуть, хозяйка, – предупреждаю ее, – помни о малютках, что наверху сопят. Червям ведь скормим, на хрен.

– Да я и не… – выдавливает из себя она.

Вот бедолага. Сидела себе дома, телик глядела, а тут вдруг такое. Даже неприятно думать про это.

Балу это все явно не по душе.

– Пей-ка свой сраный чай, женсчина. Мой друг Херсти, он тебе хороший чай сделал. Пей чай, Херсти. Мы тебе не рабы здеся. Белая свинья!

– Эй, потише, не видишь, девчонка не хочет чаю, значит и не обязана его пить, – останавливаю я Бала, или, как я его зову, Бобби.

Когда мы ходим на такие вот дела, мы всегда зовем себя Херсти, Бобби и Мартин. В честь вест-хэмовцев Бобби Мора, Джеффа Херста и Мартина Питерса, которые выиграли нам первое место на чемпионате мира в 66-м. Барри был Бобби, капитаном, я – Херсти, первым нападающим. Короче воображал себя Мартином Питерсом, мозгами, на десять лет опередившим свое время и все такое.

Как и ожидалось, деньжат нашлось не особо: наскребли всего около пары сотен. В таких пригородных домишках и чертова гроша не выудишь. Мы и занимаемся этим, в принципе, потому, что несложно, а вставляет. К тому же навыки организации, планирования поддерживаем. Нельзя покрываться ржавчиной. Именно поэтому мы – Фирма номер один по всей долбаной стране, потому что знаем план и организацию. Любой идиот руками размахивать умеет, но вот план и организация отличают профессионалов от простых беспредельщиков. Короче все же смекнул неплохо – взял у муженька кредитки, стребовал пин-коды и отправился погулять по соседским банкоматам – возвращается аж с шестью сотнями. Уродские автоматы эти со своими лимитами. Лучше всего дождаться полуночи, потом где-то в 23:56 снимаешь две сотни, а потом еще две сотни в 00.01. Но сейчас 23:25, и ждать придется слишком долго. Вообще-то, всегда лучше рассчитывать время с запасом, на случай сопротивления. Но в этот раз все уж как-то слишком просто вышло.

Мы связываем их ремнями, а Бал перерезает телефонный провод. Тут Короче кладет руку на плечо муженька:

– Теерь слуай. Вы, реята, в полицию луше не хоите, слыште? Ведь парочка преестных маышей – Энди и Джессика, так мило спят себе там наверху, а?

Они кивают как завороженные.

– Вы ж не хоите, шоб мы венулись за ними, правда? Правда?

Они только зенки свои вылупили – ну точно, в штаны наложили. Я и говорю:

– Знаем мы, в какую они школу ходят, в какой отряд скаутов, в каком парке гуляют; мы все знаем. Вы нас забудете, мы вас забудем, хорошо? Считайте, что счастливо отделались!

– И никакой па-алиции, – тихонько говорит Бал, прикасаясь к лицу бабы тупым концом ножика.

Щека-то у нее все ж распухла. Мне даже как-то не по себе стало. Не очень-то люблю баб колотить, не то что мой папашка. Он, правда, перестал матери задавать, но только после того, как я ему объяснил, что лучше не надо. Что угодно, но бить бабу не стану. Сегодня оно не в счет, сегодня – ради дела. Ты – вырубала и халтурить права не имеешь. Кто дверь открывает, тот и получает – баба там, не баба, – получает, что есть у меня силенок. А вдарить я могу – закачаешься. Здесь ведь как – все дело здесь на этом и держится, и халтурить ну просто нельзя, и все тут. Профессионалом надо быть, на хрен. Как уже говорил, что раз для дела хорошо, так хорошо и для Британии, и вот вам мой личный вклад в процветание империи. А все свои «нравится – не нравится» – пустить побоку, не место им здесь. Только ударить бабу как-то не по мне, в личном то есть смысле. Не буду утверждать, что это в принципе неправильно, – знаю я парочку бабенок, кому бы взбучка явно не помешала; я только хочу сказать, что удовольствия от этого я сам не получаю.