Наталья Литтера - Дульсинея и Тобольцев, или Пятнадцать правил автостопа

- Понятно. А ты можешь сейчас подъехать ко мне?

Нет!Блин! Опять проехала нужный поворот.

- Я... я сейчас перезвоню.

Свернув в первый попавшийся переулок, Дуня остановила машину. Было уже довольно поздно. Город укутывали сумерки. Так просто сейчас набрать номер и, сказавшись на усталость и уже скорую ночь, отказаться. И ей очень хотелось отказаться. Очень. Прийти домой, набрать ванну теплой воды, налить туда ароматной пены и лежать долго-долго, храня на губах поцелуй и вновь переживая в уединенной тишине те мгновенья... Руки... теплые ладони, обнимающие лицо, губы... пробующие, удивительно деликатные, неторопливо ласкающие, оставляющие искры... и кружится голова...

«Ну, дура! Точно. Приди в себя! Это - автостопщик. Всего лишь - автостопщик. Тот самый, из леса. Наглый, готовый уболтать кого угодно, переночевать в чужой квартире и, если ты уже забыла, любящий девочек модельной внешности. Что говорит о том, что он не обременяет себя какими-либо отношениями вообще. Он всех так целует. ВСЕХ!»Дуня потерла пальцами виски, вздохнула и взяла в руки телефон.

- Прости, мне сегодня на редкость не везет с дорогой. Второй раз пропускаю нужный поворот. Конечно, я сейчас приеду.

Да, именно так. А все остальное - вычеркнуть. Как ошибку. Досадное недоразумение.Через полчаса Илья открыл дверь своей квартиры.

- Проходи. Ты голодная?

- Нет. Но от кофе не откажусь.

- Я сейчас приготовлю, - с этими словами он удалился в кухню, и Дуняша была тому рада.Ей казалось, что поцелуй легко можно было разглядеть на ее губах. Если внимательно присмотреться. Илюша был такой... Она даже не поняла точно, что почувствовала. Беспокойство? Сожаление? Опасение?Илья был такой, как всегда. Обычный. Привычный. Ни о чем не подозревающий. Доверяющий. Часть жизни.

И Дуне стало неловко. Да, неловко. И стыдно. Он не сомневался в ней. А она... она стояла с чужим поцелуем на губах.

- Иди в кабинет, - раздалось из кухни. - Там компьютер включен, увидишь план загородного дома. Заказчица - очень крутая дочка одного политика. И считает, что за свои деньги может получить все. Даже удалить несущую стену. И сколько бы ей ни объясняли, что делать этого нельзя, и что она была согласна изначально с проектом, и сейчас, когда дом фактически построен, уже поздно что-либо менять, не слышит. А завтра встреча. Я все думаю над формой своего ответа.

Дуня прошла в кабинет и села за стол. Взяла мышку, увеличила на экране план. Прямо перед ней через мгновенье возникла кружка с горячим кофе - Илья поставил. И наклонился над Дуняшей. Дуняша вздрогнула. Посмотрела на свою ладонь на мышке. И на ладонь Ильи, которой он совсем рядом опирался о стол. Скользнула взглядом выше. Рука. Без наколок, ремешков и прочих фенечек. К черту все! Сосредоточиться на плане.

- Видишь, вот здесь? - он взял карандаш и показал на небольшое внутреннее помещение. - Мы говорили о его хозяйственном назначении. А теперь заказчице мало площади для комнаты, и спорить бесполезно. Надо что-то придумать. Может, предложишь какую-нибудь фишку с дизайнерской точки зрения? Например, соврать про модные сейчас специальные тайные будуары? Я не знаю, что угодно. Видишь, здесь и метраж достаточный...

Они вдвоем просидели над проектом за полночь, Дуня выдвигала идеи назначения помещения, потом варианты оформления. Илюша время от времени удалялся, чтобы принести еще кофе. Они обсуждали возможность изменения площади при условии сохранения несущей стены. И когда, наконец, предложение для капризной заказчицы было готово, оба рухнули спать. В два часа ночи.Перед тем, как выключить свет, Илья прижал ее к себе и поцеловал. Почти стер то, другое прикосновение. Почти. Потому что, даже окунаясь в дрему, Дуня все еще чувствовала еле тлеющие покалывающие искорки на своих губах.

Восьмое ЕЕ правило: «Не целуй того, с кем не планируешь встречаться».

* Константин Сергеевич Станиславский - выдающийся русский театральный режиссер. «Не верю!» - фраза, ставшая легендарной в мире кино, театра и в бытовой сфере, после того, как её стал употреблять в качестве режиссёрского приёма Станиславский.

Она ушла. И поначалу была горечь. И даже какая-то детская обида. Он немного постоял там. Там, где еще пахло ее духами, где пальцы хранили тепло ее кожи, на губах остался ее вкус, а в голове звучали ее слова.

«Давай ничего не усложнять и не портить то, что есть». Значит, что-то есть. Если есть, что портить.