Галина Лифшиц - Что тогда будет с нами?..

Но надеяться на это не приходилось. Общение только набирало обороты.

– А мне такое дело, что я хочу и обязана знать, с кем общается мой несовершеннолетний сын! – завопила мать.

– А ты у несовершеннолетнего сына спроси, шалава, кто я ему! – взревела Оксанка.

– Шалава здесь ты! Какое отношение ты имеешь к моему сыну? – включилась в пакостную перепалку мать.

– Отношение сношения. Вот завтра пойду на УЗИ. Внука тебе заделали! – голосила Снегурочка.

– Андрей, ты хочешь меня убить? – зарыдала мама, обращаясь к сыну.

– Мама, идем домой, – изо всех сил стараясь держаться, попросил Андрей.

– Мне плохо! Что это за тварь? – кричала мама, не слушая уговоров сына.

– Плохо – лечись! – вопила Оксанка. – Я тебя не трогаю, никто тебя не убивает, это ты всех хочешь со свету сжить, коза драная! Лечись, больная на всю голову! Тяжело в лечении, легко в раю!

Оксанка отрывалась по полной, практика у нее была богатая. Она прошла суровую школу выживания и не щадила никого, если доходило до разборок. Нельзя было с ней связываться. Как мама этого не понимала? Взрослый же человек! Но, с другой стороны, не каждому взрослому на жизненном пути встречаются такие плоды эволюции человека! Не все готовы спокойно противостоять. А жаль!

– Идем, она все врет, – потянул Андрей мать.

– Не трогай меня! – патетически воскликнула мать – она совсем вышла из берегов.

– Давайте гребите отсюда!

Оксанка разбушевалась и не думала униматься.

В общем, пошла раздача – всем сестрам по серьгам.

– Садись ко мне, суженый-ряженый. Поедем – я тебе на бумажечку пописаю – а ты посмотришь, сколько полосочек получится. И потом не отбрешетесь.

– Я тебя посажу! – взвилась мать.

– А он меня трахал в возрасте сексуального согласия, тебя не спросили, пальцем деланная! – парировала Снегурочка.

Андрею было, конечно, любопытно послушать, чем закончится весь этот поток дерьма. Но поток пока и не думал иссякать, наоборот, открылись новые ресурсы.

Он махнул рукой и пошел по проезжей части – не домой, а куда глаза глядят. Девицы-красавицы даже не сразу заметили отсутствие предмета дележки.

– Андрюша, вернись! – задыхаясь, призвала мать.

А Оксанка дала задний ход, чтобы подцепить своего милого на гребне скандала.

Андрей забежал в подворотню и удрал от разбушевавшихся женщин. Оторвавшись от преследовательниц, он отправился к бабуле, которой рассказал все – коротенько, но в ярких красках. Передал выражения матери, о наличии которых в ее лексиконе он по наивности не подозревал. Бабушка почему-то смеялась, как сумасшедшая, и поздравляла внука с боевым крещением. Потом родственники успокоились, созвонились, волнение улеглось. Андрей вернулся домой, хотя внутренне перестал считать отчий дом своим. Он отчетливо понял, что при первой же возможности постарается зажить по-настоящему самостоятельно и независимо.

Доверие его к матери сильно пошатнулось в результате того происшествия. Но она этого не поняла. Иной раз мама, размечтавшись, говорила, как будет хорошо, когда парни женятся, пойдут внуки, и заживут они все в их большой прекрасной квартире в любви и согласии. Квартира – плод многолетних родительских трудов – действительно была огромной, бывшей барской, шестикомнатной, которая при советской власти перевоплотилась в адскую коммуналку, загаженную хуже свинарника. Родители поэтапно расселяли обитателей «дна», пока наконец вся квартира не оказалась в их собственности. Потом, так же поэтапно, по мере зарабатывания средств, делали ремонт. И в итоге квартира приобрела действительно достойный вид. И возможно, если бы Андрей не утратил иллюзий насчет родительского понимания и уважения к его личности, он даже, как последний дурак, планировал бы привести туда в далеком будущем молодую жену. Но, к счастью, он стал реалистом и хорошо теперь понимал, что это абсолютно неприемлемый вариант.

Оксанку ему было почему-то жаль. Она была такая, какой ее сделала жизнь. И у нее имелись свои принципы и понятия. Пахала она, как лошадь, за алкоголиком ухаживала образцово, женщиной была роскошной и сама строила свою жизнь, ни на кого не полагаясь. Она была добра к тем, кто не плевал ей в душу – это он знал по себе. Но дальнейшее общение их было совершенно исключено. Она была человеком из другого мира. Не худшего, не лучшего – просто совсем из другого. Это Андрей отчетливо ощущал. К счастью, она больше не поджидала его и вообще не попадалась ему на глаза. И за это он тоже был ей благодарен.