Галина Лифшиц - Что тогда будет с нами?..

А Дедом Морозом он работал еще пару сезонов, предложив двоюродной сестре войти в долю. Потом нашлись другие способы подработки, более денежные и при этом менее хлопотные.

Странно все устроено в этом мире. Этим летом Андрей не собирался ехать на привычный семейный отдых. Просто надоело, хотя и любил он эти места, этот берег, дом, сад. Но с родителями отдыхать было невыносимо. Он давно уже не мальчик с кубиками: «Возьми тот, поставь сюда, и посмотри – вот, какая башенка получилась! Ай, молодец». Сначала он решительно отказался от этой поездки. Но мама буквально взмолилась. Она, как великую тайну, поведала сыну, что хочет предпринять это путешествие ради спасения семьи: папа что-то совсем ушел в себя, молчит, запирается в своем кабинете и даже спит у себя, объясняя это бессонницей и нежеланием мешать жене. А на самом деле – что это может быть? Андрей с его мужской тупостью пояснил:

– Может, он не только плохо спит, но еще и храпит? И не хочет тебе мешать?

– Храпел он всегда. И читал по ночам практически всегда. И это нам не мешало спать вместе.

– А что тогда? – удивился Андрей.

– Не исключаю, что влюбился. Или влюбится, – горько сообщила мама. – Что-то он задумал. Возраст такой. Переходный.

– Ты серьезно? – не поверил Андрей.

– Совершенно, – подтвердила мама. – Потому и прошу вас с Егором поехать с нами. Чтобы было чувство семьи. И общность.

Андрей растерялся и пообещал. И думал, что будет уходить на пляж и лежать там целыми днями. А общение с родителями сведет до минимума. Ничего. Не в ссылку же едет. Перетерпит в последний раз. И вот – не хотел, не собирался, злился… А его ждало счастье. И что было бы, если бы он не поехал? Неужели судьба зависит от такой ерунды? Отказался поехать – и не встретил любовь всей своей жизни? Все было бы совсем иначе, если бы он не пожалел мать.

И еще – у него состоялся разговор с отцом, еще до того, как они с Волькой поднялись на гору. Ни в кого папа не влюблялся, тут воображение матери увело ее от истины далеко-далеко. У отца были проблемы со здоровьем, и он, известный и уважаемый врач, спасший огромное количество человеческих жизней, по всем признакам обнаружил у себя онкологию. И – сам от себя не ожидал – не мог решиться пройти комплексное обследование! Да, довел себя до бессонницы, да, почти попрощался с жизнью. И – да, не хотел беспокоить мать, зная, что бы с ней творилось, если бы он поделился с ней своими подозрениями.

– Пап, провериться ведь дело одного дня. Ты что?

– Это ты мне будешь говорить? Вот – то! Сколько я это своим пациентам втолковывал, сколько ругал, презирал, злился… А вот дошло до самого себя – и все. Один на один, сам с собой. И вся решимость пропала. Не хотел знать. Боялся узнать. Книгу сидел писал ночами – хотел успеть, пока не пришло время отправиться на тот свет.

– А сейчас что? Обследовался?

– Обследовался. Перед самым отпуском. Решил, будь что будет. Что бы там ни было. В общем, успокойся: все доброкачественное. Полная ерунда. Вернемся домой, все неполадки устраню, стану как новенький. Сразу надо было, но вот – оказался малодушным. Не ожидал от себя, но что было, то было.

– Скажи маме, пап, она очень страдала. Видела же, что с тобой что-то происходит. Почему ей-то не сказал?

– Было мне семнадцать. И был у меня старший друг. Очень я к нему тянулся. Сосед, лет тридцати. И сидевший. Учил он меня жить. Тезисами. Объяснял: «Когда будешь сидеть, Димон, не пей. Предложат тебе, скажи «благодарю» и откажись. У него почему-то сомнений не было, что я сидеть буду – какой мужик не сидел или не сядет? Вот он и учил. И всегда повторял: «Никогда не говори лишнего. Лучше молчи». Сесть я не сел. А кое-какие уроки усвоил. Молчание – сила. Скажу, когда операция пройдет успешно. Так я решил.

Но отец явно повеселел, мать тоже, так что у всех от сердца отлегло.

Вскоре свершилось счастье Андрея. И все остальное отодвинулось, почти перестав его интересовать.

Андрей, думая о Вольке, суеверно повторял: «как хорошо, что она у меня не первая» (слово «любовь» он опускал). Потому что Волька – да, первая и единственная любовь. Это он понимал. Но на всякий случай заставлял себя думать: не зря говорят, что первое увлечение – всегда утрачивается. И хорошо. Пусть Оксана считается той, первой. А Вольку он будет любить и охранять всю жизнь. Он хотел как можно скорее жениться на своей любимой. И плевать, кто что будет думать про его возраст. Вполне достаточный возраст, чтобы можно было идти на войну и быть там убитым. Почему же тогда для жизни и любви – рано? Нужно только, чтобы Волька согласилась поехать в Питер. На стоматолога вполне можно выучиться в культурной столице. Он вспомнил шутку, которую любил повторять отец: «Если вы хотите, чтобы жена смотрела вам в рот, женитесь на стоматологе». Можно сказать, папа предсказал ему идеальный вариант жены. Лучше и быть не может! Эх, будь у него сейчас тысяч триста, год бы можно было ни о чем не думать – снял бы студию, и на прокорм бы им хватило. А там – еще бы заработал. Но – увы. Он тратил все, что зарабатывал, не думая, что счастье его совсем рядом.