Галина Лифшиц - Что тогда будет с нами?..

Квартира оказалась самой настоящей. Приватизированной, почти шестьдесят квадратов общей площади и практически в центре. Состояние жилья было страшнее, чем у них в халупе на Сумщине: полы прямо как выкорчевал кто – одна земля, с потолков вся штукатурка обсыпалась, краны текли, трубы ржавые, дверь входная без замков, мебели никакой, вместо кровати – ватный зассанный матрас. Жених оказался алкоголиком с большим стажем. Как это он еще переписывался с ней? Вот ей повезло-то! Ведь смог! За жизнь, видно, цеплялся, хоть и подумывал о петле и рельсах. А одному в таких стенах что? Только в петлю лезть.

Он в ожидании ее приезда поклялся завязать и дня три героически не пил. Это был плюс – значит, рассчитывал на серьезные отношения. Оксане тогда было девятнадцать – яблоня в цвету. Она мало чего в жизни боялась, но изобразила испуг и нерешительность перед лицом такой неустроенности и беды. Сладилось все очень даже быстро. Она его отмыла. Соорудила какую-то одежду для похода в загс. Расписались. Прописалась. В положенный срок получила гражданство. Работа нашлась легко. Ей же надо было на двоих зарабатывать да квартиру благоустраивать. Муж пил. Но и тут были большие плюсы. Отчимы Оксаны все сплошь были алкоголиками. Они не просто пили: они, напившись, зверели и стремились разрушить все, что попадалось под руку и уничтожить все живое, что оказывалось поблизости. И кошки гибли, и собаки, и курам головы сворачивали, пока кур еще мать держала. Оксана жила, как по минному полю шла – ошибаться было нельзя, погрешность в сантиметр лишала жизни в момент. Она научилась чуять, когда отчим переступал черту, отделявшую его от чудовища. И бежала прятаться. Муж же ее был, по ее представлениям, ангелом. Он напивался (причем надо было ему совсем немного) и засыпал. Просто засыпал. И все! Лежал в спальне на новой кровати, на чистом белье и сопел, как сытый младенец! Оксана даже любовалась им. Она запирала новую железную дверь на все замки и принималась убираться в любимой квартире: то окна помоет, то обои поклеет, то цветочки польет, то пыль утрет – и все в тишине, покое и абсолютной безопасности. У нее всегда было наварено еды на три дня вперед, все сияло благополучием. Работать муж никак не мог – срывался. Но и тут судьба им улыбнулась: он как-то по пьяни уснул на улице. Неподалеку от дома. Не дошел, совсем чуть-чуть не дошел, сил не хватило. А была зима! Она, правда, быстро его нашла, как раз домой возвращалась. Дотащила, переодела, умыла. Но пальцы на руке он все-таки успел отморозить. Со всеми вытекающими. Ампутировать три пальца пришлось. Везунчик, а не мужик. Стали пенсию платить! Это ж надо! А пальцы ему все равно не нужны были: бутылку он и одной рукой держать мог.

В общем, устроилась Оксанка на зависть всем своим подругам детства. Хотя… Не все так просто… На этом месте рассказа, который повторялся в разных вариантах неоднократно, Оксанка тяжело вздыхала и замолкала.

– И что не так? – поинтересовался как-то Андрей, который после многократных повторов проникся историей жизни Снегурочки настолько, что пожелал узнать продолжение.

– А то не так! Сам не понимаешь? – сердито насупилась Оксанка. – Девять лет живем. Я не молодею. Он – тем более. А дальше – хуже будет.

– В смысле? Пить начнет сильнее?

– Это хрен с ним. Пусть глотает, пока глотается.

– А что тогда?

– А тогда… Ладно. Отгадай загадку. Скажи слово «потенция» наоборот.

Андрей поднапрягся и произнес:

– Яицнетоп.

– Вот. Яиц нет! Оп! И весь ответ.

– Тоже отморозил? – засмеялся Андрей.

– Хз. Может, и отморозил, может, нет. А только не работает у него ничего. И хоть бы «Школьный вальс» просил меня станцевать. Вообще ничего! Насосется, как младенец, из бутылочки и спит. А мне не шестьдесят шесть, блин, а двадцать восемь! Мне жить хочется.

– Так живи. Кто тебе не дает?

Оксанка ничего не ответила. Дальше разговор не шел.

Зарабатывали они – зашибись. Зимние каникулы Андрея подходили к концу, заканчивался и новогодний чес. В последний их рабочий вечер Андрей помог своей Снегурочке занести из машины в квартиру их костюмы и подарки.

– Ну, давай, до будущего года, – попрощался он у шикарной Оксанкиной двери, намекавшей на полное благополучие жильцов сего благословенного жилища.

– Заходи давай, попрощаемся по-человечески, – велела хозяйка и подтолкнула Андрея в прихожую.

В квартире стояла мертвая тишина. Кафельный пол в прихожей блестел, как только что вымытый. Пахло хвойным освежителем воздуха.