Галина Лифшиц - Что тогда будет с нами?..

Он до сих пор помнил этот момент: нужно было попросить деньги на кино. Простая ведь, совершенно обыденная вещь. Всегда просил, всегда давали. А где еще ему деньги брать? Да он много и не просил, не наглел никогда. Но если было надо, проблем попросить не возникало. А тут вдруг как будто его на другую программу переключили. Он смотрел на себя в зеркало: взрослый мужик. Голос уже сломался. По телефону его теперь путали с отцом, и это ему ужасно льстило. Он и манеры отца перенял: неспешные движения уверенного в себе главы семьи. И вот он – весь такой взрослый и главный – должен идти к отцу и просить триста рублей на киношку. «Пап, а пап, дай мне денежек». Стыд-то какой. Ему даже кровь в лицо бросилась, когда он представил себе эту сценку. Можно было, конечно, пойти к маме. Она никогда не отказывала и давала еще больше, чем он попросил. Да что мама! И отец никогда не отказывал. Почему же теперь словно стена выросла между ним и родителями? Они эту стену не видят, а он видит, чувствует, мечется, злится, страдает. Они взрослые. Но ведь и он – взрослый. Если уж на то пошло, он уже выше отца. Но они – хозяева своей жизни, а он – нет. Сопляк.

В кино он тогда все-таки пошел. У бабушки попросил денег. Почему-то у бабушки просить было не стыдно. Она оказалась по его сторону невидимой стены. С ней не надо было сражаться за свои права. Все равно ведь для нее он так и останется малышом. Это она сразу ему сказала, когда у него начал ломаться голос.

– Учти, – предупредила она, – ты, конечно, вот-вот вырастешь. И будешь с папой-мамой на равных. И ничего тут не попишешь, закон природы. Но для меня ты всю жизнь как был младенцем, так и останешься. Тебя из роддома принесли, и весил ты три восемьсот, а росточку был пятьдесят четыре сантиметра. Я тебя взяла на руки, легкого, теплого, – и все. Ты так до сих пор и лежишь в моих объятиях. И иначе не будет.

– Ну, ба…

А что он мог еще сказать?

Это надо было принять. И что уж там, это приятно было принимать. Как помощь друга. Бабуля всегда была ему другом. Они и баловались вместе, дурили. Бабуле было можно. Самая смешная игра – в Мульмулю. Ужасно смешные дурацкие стихи про непонятное существо. И читать их надо было по ролям. Роль Мульмули исполняли поочередно. И каждый раз им удавалось внести что-то новое в образ. Они даже научились говорить между собой, как Мульмуля:

Какое-то время бабушка по-дружески выручала его, когда возникала острая необходимость в деньгах. На всякие классные нужды все равно деньги давали родители – но в этом он не принимал участия, все сборы производил родительский комитет. Но вот однажды, когда бабуля в очередной раз с готовностью протянула внуку необходимую денежку, он услышал нечто, поначалу очень его встревожившее:

– Бери, солнышко, сейчас я тебе помогаю, а потом – придет время – и ты будешь мне денежки давать.

Андрей испугался. Значит, он должен будет зарабатывать так много денег, чтобы и ему самому хватало, и бабуле? Это новое обстоятельство надо было хорошенько обдумать. Он немного помолчал и произнес с сомнением в голосе:

– Знаешь, бабуль, я бы на твоем месте на это не рассчитывал.

Ему хотелось быть честным. А по-честному: он не знал, сможет ли он быть бабушкиным спонсором. И если да, то когда.

Бабуля почему-то долго смеялась, говоря, что ей открылась суть жизни. А ему тогда ничего не открылось, кроме того, что пора зарабатывать самому. Пора. А раз пора, надо было действовать. Он пошуровал в Сети и нашел работу курьера. Развозил шмотки, заказанные в интернет-магазине. Каждый рабочий день тратил на это ровно два часа, а в выходные можно было и подольше поработать. Гулять просто так он уже не мог – времени не было, зато за деньгами больше ни к кому не обращался. У родителей между тем тоже шла какая-то своя внутренняя работа. В один прекрасный момент они вдруг осознали, что их младший сын давно не просит у них денег. И это их почему-то встревожило, хотя ничего пугающего не происходило: учился он, как и прежде, вполне успешно, выглядел не хуже обычного. Однако, переговорив между собой, папа с мамой решили совершить некий дипломатический прорыв. Они подозвали к себе сына, и папа торжественно провозгласил, что он теперь уже вполне взрослый, вот-вот пятнадцать – это возраст дееспособности, поэтому теперь ему полагаются еженедельные карманные деньги.