Игорь Вишневецкий - Неизбирательное сродство [сборник]

— Советуете ли вы мне ехать в Болонью? — опасливо поинтересовался Эспер.

— Конечно. Поезжайте: кто вам может это запретить? — Кажется, этот добрый человек не мог по-настоящему и на долгое время омрачаться. — Но, ещё раз, будьте крайне осторожны. Вы не совсем понимаете, какой опасности подвергаетесь. Приходите послезавтра: я приготовлю вам на дорогу выписку о каан-че, узнаете много прелюбопытного. Кстати, а что нового написал Пушкин? Вам понравился его «Бахчисарайский фонтан»? А «Полтава»? Как хорошо, что у вас есть Пушкин — у него такой простой и ясный язык!

Перед отъездом в Болонью Эспер, как и обещал, заехал на виллу к сёстрам Елизавете и Александре, но застал там только княгиню Елизавету. Муж-генерал отсутствовал. Александра, Кьяра и Илария тоже уехали — за покупками. Дело происходило в среду.

— Знаете, сестра находилась в последнее время в большом душевном смятении по, вероятно, известному вам поводу, — говорила ему Елизавета, — однако ваше появление у нас подействовало на неё благотворно. Вы уже осмотрели папские музеи, нет? Советую перед отъездом это сделать. Саша моя будет вам отличным гидом. Даже так: приезжайте, милый князь, к нам завтра с утра, мы встаём рано, и сестра вам покажет всё, что стоит увидеть в Ватикане. Не отказывайтесь, и очень прошу вас: будьте с ней ласковы.

Но Эспер и не думал отказываться.

Когда на следующее утро он снова заехал на виллу, сестра Елизаветы уже ждала его. В экипаже она заговорила первой:

— Простите, если в тот вечер смутила вас.

— Нисколько, — ответил Эспер, не зная, именовать ли ему говорившую «Александрой», «Сашей» или как-нибудь ещё.

— Но это был порыв, а нерассуждающее чувство всегда самое истинное.

— Конечно.

Всю остальную дорогу, около часу, они говорили о пустяках. Эспер при этом был больше взволнован, чем ожидал. И волнение его только росло.

Спутница его оказалась прекрасной провожатой по прихотливой и путаной, но превосходящей самые смелые ожидания коллекции Священного Престола. Когда Эспер увидел древнего Лаокоона с двумя сыновьями в поединке со змеями у алтаря Аполлона, то скульптура впечатлила его куда больше живописной вариации Роберти. В ней не было того почти предельного мрака, какой заполнял всё пространство картины; сам поединок, в котором уязвляемые и удушаемые неколебимо стояли в почти театральных позах, был больше похож на наказание богов за противление их воле, чем на последнюю и отчаянную схватку с бессмысленной и жестокой, внечеловеческой силой, как это было у Роберти. И совсем уж обрадовал Эспера Бельведерский Аполлон, увиденный в подлиннике, — это по Винкельманову слову «осуществление лучшего, что могут произвести натура, искусство и ум человеческий». Прекрасно сложённое обнажённое божество в плаще казалось только что высеченным из камня, и Эспер попытался сострить:

— Смотрите, совсем как петербургский кавалергард перед тем, как оседлать стройного жеребца.

— Ну, уж скажете.

Зашли и в Ватиканскую библиотеку, где Эспера ждала обещанная Меццофанти выписка. Сам падре вышел попрощаться и, бегло глянув на Александру, сказал на своём необычайно хорошем, хоть и книжном русском:

— О, я неплохо знаю вашу сестру. От княгини Елизаветы произошло много добра и ещё больше произойдёт в будущем. Передайте ей сердечный поклон и скажите, что мы всегда рады её помощи. А вас, милый князь, я ещё раз благословляю — в добрый путь!

На обратном пути Александра молча слушала Эспера, который был в ударе и рассказывал ей, не раскрывая до конца цели, о будущем путешествии в Болонью и о том, какие встречи ему там предстоят. Лишь подъезжая к вилле, она добавила:

— Когда будете проезжать через Флоренцию, обязательно посетите Uffizi; там вы тоже найдёте немало интересного, но особенно обратите внимание на одну картину Пьеро ди Козимо, которого Вазари считал ненавидевшим людей, даже своих подмастерьев, безумцем, жившим в доме как дикий зверь, поглощенным собственными видениями, но я-то думаю как раз наоборот — кажется, «Персей и Андромеда». А я вам напишу в Болонью, на адрес гостиницы «Le Due Corone», останавливайтесь там, — и быстро и решительно вышла из экипажа, после чего, не попрощавшись и не оборачиваясь, направилась к дому. Эспер какое-то время смотрел ей вслед, а потом приказал вознице трогать.

«Ваше Высокопреосвященство кардинал Педичини! — так начиналась выписка из архива Конгрегации пропаганды Веры, сделанная для него Джузеппе Меццофанти. — Спешу сообщить, что во исполнение данного нам Конгрегацией и Вами лично поручения мы предприняли розыски баснословного „змеиного дерева“, вызывающего столь ощутимое смущение в умах прихожан Юкатана, в частности, в вопросе о существовании противного высшему замыслу, магического, превышающего наше ему сопротивление, бессмысленно злого начала в сотворённой Природе, воплощаемого, по мнению туземных жителей, в дереве-людоеде. И если для нас проблема с каан-че — это, как Вы верно, Ваше Высокопреосвященство, заметили, вопрос установления научной истины, ибо ответ на вопрос о субъективном зле той или иной твари естественным образом разрешается в утверждении: „Всё, что ведёт к страданию во всех его проявлениях и особенно к страданию в смерти, — зло“, то для них этот вопрос есть проблема зла объективного, которое они вполне буквально и потому ошибочно считают сотворённым, как и сама Природа, от начала времён и потому античеловеческим попустительством нашего Творца. Стоит ли говорить, сколь возмутительны для всякого трезво и ясно верующего этот и некоторые другие из слышанных мною выводов, от повторения которых я предпочту удержаться в ответе Вам, не потому, что сколько-нибудь их опасаюсь, а потому, что они Вам, Ваше Высокопреосвященство, как и всему учёному духовенству нашей Церкви, ведомы давным-давно, а местная их расцветка роли не играет.