— Я сразу узнал, что вы — русский. Мудрено ли? Вот послушайте, молодой человек, что мне сочинилось о прошлом годе:
Ах! что свет!
Всё в нём тленно,
всё пременно;
мира нет.
Я в себе
без-покоен.
Где покоен
буду, Боже?
Где? В Тебе.
Ну, как я владею языком ваших северных, снежных муз? Как вам, молодой человек, такие опыты? Был о прошлом годе у меня один стихотворец ваш, Вяземский, тоже князь, и он хвалил меня, почти старика. Но я думаю, князь Вяземский просто хорошо воспитан. И вот что я ему ответил:
Хоть русских славных муз я слышу с удивленьем,
могу ли подражать я, иностранец, пеньем? [21] Русские стихи, сочинённые Меццофанти в качестве экспромтов в феврале 1834 года (первое из них посвящено А. И. Тургеневу). См. подробнее: [А. И. Тургенев]. Русские стихи Иосифа Меззофанти // Московский наблюдатель: журнал энциклопедический. — М., 1835. Ч. 1, кн. 2 (март), с. 454–455.
Нет, не могу, это всё шутки — вроде медведя в балагане. Итак, с чем вы ко мне пожаловали?
— Мне, собственно, посоветовал к вам, преподобный отец, обратиться дядя, князь Адриан Лысогорский.
— Ах, il principe russo Montecalvo [22] Русский князь Лысой горы (Лысогорский) ( ит .).
. — И падре задумался, утратив прежнее оживление, выказанное при встрече с представителем страны, каковую он, очевидно, заочно любил. — Так в чём же, собственно, ваш вопрос?
— В записке, которую мне оставил дядя, упомянуто некоторое растение или существо, перевода названия которого я не нашёл ни в одном из доступных изданий по флоре и фауне.
— Что же, покажите мне записку вашего дяди. — Меццофанти снова оживился. Не было для него дела приятнее, чем разгадывать загадки доступных ему, но сопротивляющихся другим языков. Либо брать осадой языки не подчинившиеся. Итак, падре Джузеппе развернул протянутый Эспером лист — и тут уж помрачнел не на шутку. — Как служитель Церкви, — начал он в волнении, — я очень советую вам проявлять крайнюю осторожность в деле, мне ясном с первого взгляда. Обратите внимание на верхний правый угол таблицы. Вы находитесь в большей опасности, чем сознаёте, и я, князь, готов помолиться о вас, что не мешает вам также просить духовной помощи у любого заслуживающего доверия представителя греческой Церкви. Разговаривать со всяким я вам не советовал бы, тут нужно понимание сложности дела. Но как человек, отдавший много лет науке, я скажу вам, что так называемое «загадочное растение» не представляет никакого труда. Это kaan-che’, дерево-змея, или дерево многих змей, слухи о котором наши доверенные лица не раз сообщали нам из Центральной Америки. Странный монстр, простое, но хищное существо, очевидно, образующее свой собственный класс, переходный от растений к животным. Индейцы говорили нашим представителям не раз, что, в отличие от других хищных растений, например, росянок, пожирающих насекомых, каан-че пожирает и более крупную пищу — мелких птиц, привлечённых сладким запахом его смолы, некрупных млекопитающих, решивших поточить зубы о его странную волокнистую, мягкую, как мясо, древесину. Папский престол, признаться, не верил сообщениям о каан-че, мы ведь покровительствуем наукам и воспринимаем непроверенные слухи критически. А кроме того, были уж и вовсе невероятные сообщения, что особенно крупные экземпляры этой породы могли пожрать и человека, особенно если он по усталости прилёг с вечера отдохнуть под кроной, спутав низкорослое каан-че, прячущееся под кроной других деревьев, с засыхающим, почти лишённым листьев, болеющим astronium graveolens, которое индейцы называют похожим словом «кулим-че», а по-испански оно ronrón, чьи ветви неравной длины, а древесина на срезах красно-коричневая, темнеющая на воздухе, как мясо животных. Но поскольку речь шла действительно о монстре, мы предприняли поиски. Наконец, экземпляр данной породы был выделен, вывезен с предосторожностями через Атлантику и передан в Болонский университет, где и я во время оно имел честь заведовать кафедрой. Вам необходимо поговорить с профессором Гамберини, он занимался подробным описанием и изучением привезённого экземпляра. Сошлитесь на меня. Гамберини большой домосед — если доберётесь до Болоньи, то скорей всего там его и застанете. Чем вам сможет помочь господин Фальконе, я не знаю, хотя с дядей вашим он был дружен. Слышал я, что у Фальконе обострение лихорадки, заработанной ещё в Египте. Дай Бог ему здоровья. Адрес его вам скажут в университете, как и адрес профессора Гамберини. Когда же я говорил вам об опасности, то имел в виду не дерево. В конце концов оно лишено разума, самостоятельной воли и выбора и обуреваемо порывом и хищнической жаждой. В большой опасности находится тот, кто этот документ составил. Если это ваш дядя, значит, в большой опасности находитесь и вы. Но помните: молитва, открытое сердце и искренняя вера могут совершить многое, а Церковь будет с вами, если и вы будете с Церковью, — и благословляюще перекрестил Эспера.
Читать дальше