Сергей Трахимёнок - Бог любит Одессу

Старостенко был достаточно опытным опером, чтобы не понимать, что сам он, оказавшись на «чужой поляне», становится мишенью для своих кол­лег. Но приказ есть приказ.

— Да, — сказал начальник, — парню этому под тридцать, он каратист, родился в Киеве, учился в политехе, фамилию, имя, отчество узнаешь позже. Перед самым отъездом.

— Почему не сейчас?

— Конспирация, — ответил начальник.

Прежде чем уехать в Беляевку, Старостенко установил контакт с кассирами автобусной станции. Он понимал, что диверсант может приехать на такси, но прежде чем совершить диверсию, ему нужно изучить оперативную обстановку. Ничего не поделаешь, хотя Старостенко и пришел служить в органы в девяно­стые, у него и у предполагаемого диверсанта были еще общие учителя.

Кассиры заложили в память компьютеров фамилию, имя, отчество пред­полагаемого диверсанта, и Старостенко со спокойной совестью уехал из Одессы.

Раскинув свою небольшую сеть, Старостенко, как паук, стал следить за тем, не раздастся ли колокольчик, свидетельствующий о том, что некто, весь­ма похожий на диверсанта, в нее попал.

Сам он поселился на Маяках, раз в день выходил на рынок и пил кофе в кафе, что через дорогу от рынка.

Вот и сегодня он не спеша прошелся по торговым рядам, купил кусок соленого сала с прожилками мяса на вечер.

Внимательно, словно собирался покупать, постоял у связок соленой и вяленой рыбы.

Старостенко был истинным одесситом и не любил пресноводную рыбу. В ней много мелких костей. То ли дело все, что более пары килограммов и выловлено в море. К такой рыбе больше подходит название «мясо-рыбы», как у Хемингуэя в повести «Старик и море».

Обойдя рынок и перемигнувшись с двумя продавцами овощей, Старостенко направился к выходу. Там он немного постоял у тазов, в которых шевелились зеленые с коричневатым оттенком раки. Представил, как они краснеют, варясь в кипятке, и прошествовал в кафе, не преминув подмигнуть бабе Одарке, которая продавала неподалеку от входа на рынок шерстяные варежки и носки.

Заказывая кофе у барной стойки, он вопросительно посмотрел на барме­на. Тот отрицательно покачал головой.

Усевшись с чашкой кофе за дальний столик, Старостенко стал смотреть в окно, но периферийным зрением изучал компанию местных полууголовни­ков, которая в традициях девяностых почти все время проводила в кафе. Ком­пания была одета так, как уже не одевались уважающие себя представители криминального сообщества. На каждом были спортивные брюки синего цвета и белые майки с короткими рукавами.

В этой компании на восемь человек всегда имелись две-три девицы, при­чем, если парни были одни и те же, то девицы — каждый день разные.

Время от времени кто-либо из компании обращал внимание на мужика, который уже третий день почти в одно и то же время заходит в кафе выпить кофе. Но ни у кого из них не появлялось желания проверить чужака на вши­вость. Во-первых, потому, что мужик вел себя очень уверенно, а за таким всегда стоит тот, кто может создать проблемы окружающим. А кому нужны проблемы? Во-вторых, мужик был значительно старше местной шпаны, и следовательно, не был конкурентом.

Правда, сегодня компания вела себя более шумно, чем вчера. Наверное, выпили больше обычного.

— А че ты, — петушился один из них. Скорее всего, лидер, поскольку мог позволить себе говорить с остальными, выпятив вперед нижнюю челюсть, — а че ты.

— Я ниче, — отвечал ему «собеседник», — а ты че?

— Я-то ниче, а вот ты мне предъявы делаешь!

— Да не делаю я тебе предъяв.

Столь содержательный «базар» продолжался уже несколько минут, но уйти так просто было нельзя, — если компания почувствует, что создает кому- то душевный дискомфорт, она обратит внимание на него как на возможный объект травли. Здесь все как в животном мире. В качестве жертвы или объекта нападения выбирают не первого попавшегося или самого близкого, а того, кто больше других боится стаи.

Тот, который был лидером, всегда почему-то сидел спиной к выходу из кафе. Сегодня все было наоборот. Парень был крепок, широк в кости, его над­бровные дуги создавали ему вид панчера. По некой полубандитской моде он был брит, а на голове его было небольшое родимое пятно.

— Да хватит тебе, Горби, — вмешался в «разговор» парень, сидящий справа от лидера, — он и не думал тебе делать предъявы. Где ты, а где он?

Тот, кого назвали Горби, снизил агрессивность и сел на стул.

— А-а, — протянул он неопределенно, — наливай.