Бхишам Сахни - Девушка с делийской окраины

— Тетя Сушма не повысила еще тебе жалованье? — принимался допрашивать Дину. — Что молчишь? Или языка нет? Ты могла сказать ей, что десять рупий нас не устраивают? Сегодня же сходи и скажи ей.

Рукмини все чаще стала нашептывать Дину на Басанти. Чуть отвернулась — уже шепчутся. С Басанти они почти не разговаривали, она тоже предпочитала отмалчиваться. Плохо ли, хорошо, а за малышом присматривают. Плачет Паппу или играет, сытый или голодный, все-таки под присмотром. На работу его не возьмешь. Правда, однажды она пыталась было взять его с собой, но не прошло и часа, как он напачкал в зале, и хозяйка заставила ее мыть пол во всех комнатах, а приносить с собой ребенка строго-настрого запретила.

Однажды ночью Басанти долго лежала с открытыми глазами. Сытый Паппу посапывал у нее под боком. На соседней кровати, как обычно, началось оживленное перешептывание.

— Эй, Басанти, — неожиданно прозвучал голос Дину. — Приходи и ты, если хочешь.

Басанти не успела ответить, как к горлу вдруг подступила тошнота. Поспешно вскочив, она бросилась к выходу. Не понимая, что случилось, Дину продолжал подавать реплики.

Немного погодя Басанти вернулась и молча улеглась на постель.

— Ты лежишь — и лежи, — наконец еле слышно произнесла она.

— А то приходи, — снова позвал Дину.

— Не насытился еще, что ли?! — почти выкрикнула Басанти и снова повернулась на другой бок. — Даже вздохнуть свободно не дают в этом доме.

Дину промолчал. Он уже не настаивал, как бывало прежде.

Вдруг, точно подброшенная пружиной, она села.

— Ты брал деньги у Барду?

— Какие еще деньги? Чего мелешь?

— А про три сотни забыл? Говори: брал у него триста рупий?

Такого Дину не ожидал.

— Я же говорил тебе: велосипед я ему продал.

— Значит, за три сотни он купил, а за семьдесят вернул? Так?

— Остальные я отдам ему после… И хватит тут каркать!

— А Барду говорил, что ты меня продал ему, — негромко произнесла Басанти.

Дину промолчал. Его молчание только подхлестнуло Басанти.

— Говори. Что же ты молчишь? Продавал меня или нет?

— А ну замолчи и не ори на всю улицу! — повысил голос Дину. — Не то я так проучу тебя — ни одного зуба не останется!

— И ты подлец, и он подлец! — окончательно выходя из себя, яростным шепотом выпалила Басанти. — Вы оба подонки!.. И поберегись, если кто захочет хоть пальцем тронуть меня или моего ребенка! Тоже явился… продавец! Меня наградил ребенком, и меня же продавать надумал! Ах ты гнида! Ах ты ублюдок!

Басанти сама не могла понять, что такое произошло вдруг с нею. Ее всю затрясло от ярости. В эти мгновенья ей вспомнилось, как она, падая от усталости, бродила по бесконечным делийским переулкам, едва не помирая от жажды и голода, но ни одного худого слова не сорвалось с ее уст в адрес Дину. Иногда она жаловалась на судьбу, но Дину в ее глазах был чист. Сегодня впервые искра, тлевшая под кучей пепла, неожиданно вспыхнула ярким пламенем.

— Завтра же возьму ребенка и уйду. Найду какую-нибудь развалюху!

— Иди хоть сейчас. Но Паппу я тебе не отдам.

— Что ты сказал? Попробуй только дотронься до него, башку расшибу! Тоже нашелся мне — Паппу присвоить задумал!

Дину, который и раньше, случалось, поколачивал Басанти, намеревался и на этот раз проучить ее, но, слыша, с какой яростью звучит ее голос, решил, что сейчас этого делать не следует.

— Двое вас, а как живете? Как собаки бездомные! Ни стыда у людей, ни совести! Даже Паппу покормить — и то лень!..

— Ты у меня поговори, поговори! Как тресну, будешь знать, — прервал ее Дину, но прежней уверенности в его голосе уже не было.

— Я тебя сама так тресну — век помнить будешь! Понял? Попробуй только пальцем тронь!

Неожиданно проснулся Паппу — их крики разбудили его. Заслышав детский плач, Дину вскочил с кровати и шагнул к малышу.

— Хватит, сынок, хватит… Спи, детка, спи…

— Не тронь ребенка, — прошипела Басанти. — Если тронешь…

Не слушая ее, Дину взял малыша на руки.

— Успокойся, детка, успокойся, — ласково поглаживая сына, стал баюкать его Дину.

Ссорясь постоянно с матерью, в сыне Дину души не чаял и много возился с ним. Раза два судорожно всхлипнув, малыш прижался к его груди и замолк.

Басанти тоже понемногу успокоилась: она остывала так же быстро, как и выходила из себя. В кромешной темноте мазанки она словно видела, как Дину баюкает сына, ласково склоняясь над ним.

— Ты ступай, спи. Я сама укачаю его, — шепотом сказала она.

— А он уже спит, — тоже шепотом ответил Дину и положил малыша.