Но дальше произошло то, от чего сердце у Дину заколотилось.
Усевшись прямо посреди двора, пуджари стал совершать обряд. Рукмини оказалась между пуджари и Дину. Сначала пуджари долго читал мантры, потом встал и принес бронзовый сосуд, до краев наполненный горящими углями. Продолжая читать мантры, он брызгал на угли топленое масло или бросал что-то из принесенного паломниками — угли на миг вспыхивали и начинали дымиться. Пуджари поставил сосуд посреди двора и велел Рукмини нагнуться над ним. Из сосуда валил густой дым. Рукмини исполнила приказание, однако скоро ей стало невмочь. Не обращая на нее внимания, пуджари поднял сосуд и кругообразными движениями стал водить им около ее лица. Чувствуя, что задыхается, Рукмини отвернулась. Пуджари заметил это и строго приказал Дину, чтоб жена держала голову прямо, иначе богиня не сменит гнев на милость.
Рукмини заволновалась. Глаза у нее испуганно забегали, лицо посерело от страха. Однако совершение этого обряда составляло главную цель их паломничества, и вести себя надо было так, как предписывает обычай. Дину держал голову жены, крепко зажав ее в ладонях. Собрав последние силы, Рукмини вырвалась из рук мужа. Край накидки соскользнул с головы, и ветерок трепал ее волосы. Перед глазами у нее клубились рои огненных мух.
— Оставь ее! — сказал пуджари. — Это дух богини входит в нее.
Дину с опаской отступил на шаг в сторону. Голова у Рукмини бессильно болталась, волосы были растрепаны, нижняя челюсть отвисла. В этой женщине с трудом можно было узнать Рукмини.
Пуджари возвысил голос — мантры зазвучали внятней и громче. Быстрым движением он отодвинул за спину сосуд с углями, поднос, наполненный сладостями, и еще какой-то предмет.
— Богиня гневается. Сейчас бить станет. Отодвинься дальше.
Дину послушно отступил еще на полшага. Брови Рукмини были страдальчески сведены, черты лица обострились. Дышала она тяжело, ей явно не хватало воздуха. Вдруг Рукмини дернулась всем телом и, упав на спину, стала биться точно в приступе падучей. Голос пуджари звучал все громче.
— Богиня гневается! Взгляни только на ее брови! — воскликнул пуджари. — Она качается в колыбели гнева!
Повернувшись к Дину, пуджари приказал ему положить жене в рот кусочек сладостей: так ей будет легче. Сказать-то легко, а как это выполнить, когда она корчится как в падучей! Однако Дину покорно взял с подноса ладду и стал запихивать его в рот извивающейся Рукмини. Но губы жены были крепко сжаты.
— Что же ты медлишь? Богиня гневается!
Тогда Дину придавил жену коленом к земле, одной рукой с силой нажал ей за ушами, а другой сунул ей в рот сладкий комочек. Рукмини дернулась и замотала головой. Не теряя времени, Дину ухватил ее за волосы и втиснул в рот еще один комочек ладду. Глаза у Рукмини, казалось, готовы были выскочить из орбит. Лоб стал влажным от пота, губы посинели, грудь тяжело вздымалась. Пуджари еще более возвысил голос.
Дину устал. Руки у него дрожали, сердце бешено колотилось в груди. Однако, когда Дину во второй раз попытался разжать Рукмини зубы, она сама открыла рот, и Дину тотчас же вложил туда комочек ладду. Липкие крошки рассыпались по каменным плитам. Наконец Рукмини успокоилась. Она уже не билась, а, безмерно усталая, с растрепанными волосами, неподвижно лежала на полу. Во рту у нее торчал комочек ладду.
— Страждущая обрела исцеление! — возгласил пуджари. — Богиня осталась довольна ею!
От пережитого волнения сердце у Дину продолжало колотиться.
Пуджари поднял поднос и, мельком взглянув на Дину, небрежно бросил:
— Пять рупий.
Дину поспешно вскочил, вынул из кармана три рупии и протянул их жрецу. Пуджари презрительно швырнул их на пол и, взмахнув рукой, повторил:
— Пять рупий!
Дину вскипел. Ему уже давно не нравилась вся эта затея. Пообтершись в столице, он теперь смотрел на обряды скептически и, если бы не мать, ни за что бы не повез сюда жену.
— Ты почему бросил деньги на землю? — выпалил Дину. — Не мог в руки отдать?
— Как ты смеешь оскорблять богиню, презренный? — завопил брахман и взглянул на Дину с такой ненавистью, что у того от страха дрогнули колени. Пока совершался обряд, Дину успел заметить, что по двору шныряют еще несколько жрецов-пуджари, на площадке для жертвоприношения с секачом в руках неподвижно застыл детина, рядом с ним — его помощник, у колодца торчит еще один брахман, а посреди двора без сознания лежит Рукмини. Поняв, что силы неравны, Дину молча собрал раскатившиеся в разные стороны серебристые кружочки и, достав из кармана еще две рупии, протянул их жрецу.
Читать дальше