Пётр Алёшкин: Петр Алешкин. Собрание сочинений. Том 3

Слова Олега Колункова о Владике и Анюте неприятно кольнули Андрея, но он снова подумал о Наташе, усмехнулся над своей тревогой и стал исподтишка наблюдать за Олегом. Обычно вялый, замкнутый и печальный, Колунков сегодня еще до отлета был возбужден, диковинно говорлив, даже попытался засмеяться однажды. Павлушин впервые видел, как Олег смеется, и поразился, услышав странно хриплые, рыдающие звуки. Вероятно, Колунков сам почувствовал необычность своего смеха, резко умолк и сконфузился. Андрей всегда чувствовал себя наедине с молчаливым и угрюмым Олегом неловко, неспокойно, виновато как–то и всегда искал предлог уйти от него. Слишком Колунков был загадочен и непонятен в своем всегдашнем одиночестве.

Олег Колунков, худой, костлявый, сутулый и длиннолицый, иногда напоминал Павлушину старую, с ввалившимися боками лошадь. Была такая в деревне. Ее уже не брали на работу. Она часами стояла одиноко на лугу, понуро упустив голову, задумчиво высматривала что–то в траве, не слыша, как мальчишки подкрадываются к ней сзади, чтобы выдернуть из хвоста волос для кнута. Кнут со свистом рассекал воздух и резко хлопал, если за конец ремня была привязана сплетенная туго и тонко волосянка. Лошадь вздрагивала, когда ее дергали за хвост, и оглядывалась, вздыхая. «Ну–ка, Чувырла, улыбнись!» — кричал, шепелявя, Васька, суетливый и озорной мальчишка. Лошадь смотрела на него добрыми глазами, потом показывала зубы, опуская мягкую нижнюю губу, улыбаясь и усмехаясь, словно говоря: «Тешься, дурачок, тешься! Не догадываешься ты пока, что и тебе не миновать старости!» Однажды Андрей заинтересовался, что так пристально высматривает лошадь в траве, но, как ни вглядывался, ничего не смог разглядеть. Колунков, когда на работе не было материалов и плотники играли в домино, тоже мог часами сидеть в вагончике, облокотившись на колени, согнувшись и морща лоб, не обращать внимания на стук и выкрики приятелей. Иногда губы его шевелились, словно он беззвучно разговаривал с кем–то. Владик Матцев тихонько толкал Павлушина и, усмехаясь, молча указывал на Олега, Владик однажды сказал Андрею, что Колунков, вероятно, скоро умрет: его то ли рак ест, то ли начинается белая горячка. Изредка Олег оживлялся, шутил, но даже тогда не улыбался. Светлело немного лицо, серые складки на лбу разглаживались, и все! В первый день Андрей принял Колункова за пожилого человека, а после узнал, что ему тридцати еще нет и что со Звягиным они одногодки, хотя усатый плотненький и благополучный гриб–боровичок Звягин выглядел рядом с ним совсем молодым человеком. Павлушин сразу же заметил, что над Звягиным плотники подтрунивают довольно часто, а Колункова не трогают, относятся к нему снисходительно. Пусть, мол, сидит тихонько, никому не мешает.

В прошлое воскресенье вечером в коридоре общежития подрались ребята. Павлушин выскочил на шум из своей комнаты и замер возле двери, растерявшись. В конце коридора, возле окна, возились, цепляясь друг за друга и махая кулаками, несколько человек. В шумном клубке тел, то распадающемся, то вновь сжимающемся, выделялся местный драчун Мишка Калган. Гибкий, злой, он бил приятелей особенно расчетливо, ловко уворачивался от ответных ударов. Ребята, наверное, не помнили уже, кто с кем дерется и кто кого защищает: кто ближе оказывался, тот и получал. Вдруг хлопнула входная дверь барака и в коридор влетел Колунков. Он ринулся к дерущимся и легко выкинул из свалки одного парня, потом другого, третьего. Делал он это молча, быстро и как–то легко и беззлобно, словно выбрасывал из кузова машины мешки с мякиной. В одно мгновение он расшвырял дерущихся. И они, странное дело, не сопротивлялись, не кидались обратно, будто и ожидали такого завершения, молча приводили себя в порядок, застегивали пуговицы сорочек, отряхивали пыль с брюк. Потом все вместе направились к выходу, а Колунков, не глядя на них, ушел в свою комнату.

Закрывая за собой дверь, Андрей услышал, как один из парней упрекнул другого:

— А мне ты за что скулу свернул?

— Я нечаянно… Ты как–то под руку подвернулся!

Андрей тогда был взволнован, оглушен дракой. Особенно тягостно было думать о своей растерянности. Это он должен был кинуться к дерущимся! Он! Струсил! Потом пришло в голову: так ли бы повели себя ребята, если бы бросился их разнимать не Колунков, а он? Вряд ли бы они утихомирились! Почему же парни даже попытки не сделали воспротивиться Олегу? Почему? Что же он за человек?

Сейчас Олег безучастно смотрел на шахматную доску. Павлушин искоса наблюдал за ним и одновременно старался понять, о чем разговаривают Матцев и Анюта. «Самолет… рассыплется… кореш… вместе…» — долетали до него слова. Потом Владик придвинулся ближе к девушке и стал говорить ей почти на ухо. «Болтают просто так. Лишь бы время шло!» — решил Павлушин.