Андрей Бинев - Тихий солдат

– Оружие! Мое личное оружие! Отдайте мне пистолет! Я приказываю…

– Уходим! – зашептал почему-то член военсовета фронта генерал Крайнюков, – давай Кабанов. В машину Николая Федоровича!

Бой то утихал, то вновь как будто взрывался в плотном воздухе последней февральской ночи.

– Да сколько же их! – Николай Федорович вновь завертел головой.

– Человек сто…, – ответил не очень уверенно подползший сюда полковник Семиков, – А может и больше. Очень плотный огонь!

Он держал в худых руках разогретый докрасна ППШ с пустым уже диском.

– Верно! Верно! Николай Федорович, – вторил Крайнюков, – никак не меньше. Думаю, человек сто или сто двадцать… Надо уходить! Полковник Семиков, вы слышите! Это мой приказ! Сейчас…здесь старший я. Николай Федорович опять без чувств. Он теряет кровь…

Семиков быстро кивнул и призывно махнул рукой Белошицкому. Тот одним длинным прыжком очутился рядом, грубо оттолкнул Кабанова плечом и тут же, обхватив Николая Федоровича поперек груди, потащил в сторону накренившегося своего серого «доджа». Он оглянулся на зеленый «виллис» командующего, но тот круто развернутыми мощными передними колесами слишком глубоко утоп в заснеженном кювете, автомобиль низко накренился вправо. В ярких вспышках частых выстрелов ясно был виден прошитый пулями во многих местах тупой нос машины, расколочено было и лобовое стекло. Осколки, будто редкие крупные алмазы, роскошной россыпью лежали на плоском капоте.

– Кабанов! – истошно заорал Белошицкий, крепко сжимая в руках тело генерала, – Чего глазищами хлопаешь! К «доджу» давай! Ключи там должны быть!

Старшина будто очнулся и, почти не пригибаясь, бросился к серой машине. Он упал на живот рядом с передним правым колесом и стал выпускать из автомата одну длинную очередь за другой в сторону сарая, в темном жерле которого вспыхивали ответные огоньки. Пули озлобленно застучали вокруг него, поднимая фонтанчики с острыми льдинками, дробленными камешками и мокрым песком.

Майор Белошицкий зло оглянулся на тонкожилого полковника и генерал-майор Крайнюкова, которые никак не могли сообразить, что им теперь делать, а от неожиданной бесцеремонности майора, грубо перехватившего Ватутина поперек груди, даже изумленно замерли. Но, увидев его исступленный взгляд, тотчас встрепенулись и одновременно подхватили раненного за ноги, приподняли над землей.

– Огонь! Огонь! – заорал куда-то себе за спину полковник Семиков, – Прикройте командующего! Огонь!

Пули заверещали в обе стороны с неистребимой энергией, словно только ждали окрика. Глухо рванула умело брошенная очень далеко кем-то из охраны граната, потом еще одна.

Хабибулин сделал большой прыжок вперед, за ним поднялись еще четверо или пятеро. Они тут же упали в небольшой заснеженный овражек и почти в упор стали заливать огнем нападавших. Оглушительно ухнула еще одна, третья по счету, граната. Кто-то из нападавших, темное, высокое тело, нелепо свалился в снег и громко простонал как раз в тот момент, когда выстрелы на мгновение затихли.

– Секир твоя башка! – заорал обрадованный Хабибулин, опять выпрямился, словно где-то внутри него развернулась упрямая пружина, и отчаянно метнулся вперед.

Этого как раз хватило для того, чтобы успеть впихнуть в серый «додж» уже совершенно бесчувственного командующего. Следом за ним в машину нырнули Крайнюков и полковник.

Белошицкий тут же отскочил в сторону и, встав на одно колено в полутора метрах впереди машины, стал поливать огнем то правую обочину дороги, то левую, то посылая очереди в сторону сарая и домов.

…Было очень странно, что почти сотня или даже больше нападавших не бросаются в контратаку. Казалось, это не опытные немецкие диверсанты, а какой-то вооруженный сброд, не имеющий единого военного командования. По существу, они могли смять охрану генерала (как поступили бы немцы), но, видимо, кто-то неведомый решил, что главное дело уже сделано и нужно срочно отходить. Целью засады был именно генерал и никто другой. А он, похоже, уже мертв, решили они, или, во всяком случае, смертельно ранен. Хотя весьма вероятно, что их и не было так много, потому что разместиться незаметно в таком количестве в двух крестьянских домах и в полуразрушенном, почерневшем от времени, сарае, было бы слишком трудно, и вряд ли кто-нибудь рискнул бы сделать это.

Возможно, полковник Семиков решил значительно преувеличить число нападавших, чтобы добиться от генерала Ватутина разрешения не контратаковать противника, а немедленно ретироваться. Генерал же Крайнюков, по всему было видно, растерялся и мечтал сейчас лишь об одном – поскорее вырваться из засады! Потому-то он с такой готовностью и поддержал Семикова, назвав даже еще большую цифру.