Андрей Бинев - Тихий солдат

– Слыхал. Так за ней полгорода приударяет. Она молодая еще женщина…, это я уже того… И чего дальше?

– А то! Поколоти ее! Вздуй как следует! Я тебе свое отцовское разрешение даю! Хоть ты и сам уж седой почти. Образумить надо бабу! А то добра не жди потом.

Павел молча поднял ведро и будто примерился к тщедушной фигуре тестя. Тот отшатнулся и панически отступил к дому. Но Павел только горько усмехнулся и пошел к сыну.

Поздней ночью, в постели, у них с Екатериной произошел короткий и решительный разговор.

– Отец велел вздуть тебя как следует!

– За что!

– А за то! Так я не буду.

Катя покраснела и отвернулась к стене. Она решила для себя окончательно – с Павлом надо расставаться.

Масла подливал в огонь братец Кирилл. Он с хищной усмешкой все время поглядывал на сестру и время от времени вставлял шпильки – то, мол, вам виднее, вы, сестрица, к власти близки, то, дескать, неудобно сидеть на двух старых пеньках разом, только бы не свалиться между ними да не наколоться, а однажды потребовал от Кати замолвить за него словечко перед Коваленком – захотел должности в городском комитете, в их гараже.

– Ты ему намекни, родственник, мол, близкий! Пускай завгара мне даст! Пусть не глядит, что не служил…, меня по болезни костей в армию не взяли, так я хоть тут родине послужу… А завгар у них, ребята говорят, на пенсию уж идет. Мы ж с Коваленком-то почти родня теперь! А? – он сально усмехнулся и противненько, с намеком, подмигнул.

– Дурак! – опять покрылась краской Екатерина, – Пошел вон, идиот!

Кирилл на следующий день в развалку, почесываясь, подошел к Павлу и сказал как будто о чем-то неважном, второстепенном:

– Мужики говорят…, тебе кепку особую пора сшить.

– Что за кепка?

– А для рог! С дырами. А то осень придет, замерзнешь.

Павел рывком схватил Кирилла за ворот и крепко встряхнул. Тот испуганно замахал руками, куртка лопнула поперек шва на спине.

– Иди лучше себе куртку другую сшей и штаны замени…, а то смердит.

Кате исполнилось тогда столько, сколько было Павлу, когда они поженились – 34 года. А ему уже шел пятидесятый. Он казался себе совсем уже усталым стариком рядом с молодой, цветущей женщиной.

Павел подумал также, как и Катя, что их совместная жизнь, похоже, пришла к концу. Он уже размышлял, как сказать об этом, как поступить, куда уйти, но одна встреча решила за него всё сама.

Шел 1965-й год.

Работа Павла на бывшем заводе Гужона была для него единственным видимым оправданием безразличия к семейным делам. В действительности, его тяготила жизнь в семье Железиных с самого начала, однако привычка держать себя в руках при любых обстоятельствах, выработанная долгими годами особой военной службы, выковывала надежный щит между ним и всем тем, что окружало его дома.

Павел сердился на себя за это. Ему бесконечно вспоминались последние годы жизни рядом с Машей, и он сделал окончательный вывод, что не способен жить обычной жизнью, что является сухим человеком, для которого главное служба, а не семейный быт, и что его побег из Москвы означал по существу его же собственную смерть. И смерть та пришла в тот самый момент, когда он убил человека, вина которого, по мнению Куприянова, была не доказана, а может быть даже и вовсе отсутствовала.

Он часто видел по ночам, почти в бреду, белый кафель, кровь на нем и разбитый висок, на котором мучительно, со стонами во сне, стремился разглядеть маленькую нежную родинку, ведшую его за собой все эти годы, начиная с марта сорок четвертого.

Павел больше ни разу не написал Куприянову, не искал его. Он по-прежнему был для него мертв – тот человек погиб в бою на мельнице, а перед смертью отдал ему свой последний приказ. Этот же – другой, калека и сумасшедший, говорил, что безымянный лейтенант с родинкой на виске ни в чем не повинен, что он выполнял свой долг так же, как потом свой уже долг исполнил Павел Тарасов, убив его в уборной при караульном помещении.

Как-то раз на долгом и нудном собрании в клубе завода «Серп и Молот» Павел, по привычке терпеливый и внешне бесстрастный, вдруг как будто был разбужен фразой, выскочившей из длинного, казавшегося бесконечным, выступления лектора, старого и скучного человека.

– Цель оправдывает средства – не наш принцип. Цель – ничто, если средства негодные, – заявил седой старец в несвежем костюме, в гигантских лупах очков.

Павел вздрогнул и обернулся к кому-то рядом с собой:

– Чего он сказал-то?