Маша уехала в Москву, а Павел стал ждать от нее известий.
Но его выписали раньше. В госпиталь пришло сухое предписание о том, что дело Тарасова прекращено и что он, восстановленный в звании старшего сержанта, командируется на 3-й Белорусский фронт, в резерв. Подпись под этим документом Павлу ни о чем не говорила, но он почему-то подумал, что это все дело рук полковника Ставинского.
Павел недолго прибывал в резерве 3-го Белорусского фронта. Уже через две недели его отправили в совершенно разбитую деревеньку Палии, где стояла отдельная разведрота старшего лейтенанта Леонида Вербицкого. Ротой она только называлась, а на самом деле по численности была совершенно невелика и делилась на два взвода, каждый из которых был заполнен лишь наполовину.
Старший лейтенант Вербицкий был высоким, темнооким, крепким брюнетом с грубым лицом и угрюмым, тяжелым характером. О нем рассказывали, что до войны он служил в одесской прокуратуре в должности прокурора небольшого загородного райончика и одновременно учился на юридическом факультете. Еще говорили, что по каким-то личным причинам он не ушел из города, когда туда ворвались немцы и румыны. Не то отец болел, не то мать, и бросить их он не мог. Его немедленно схватили как большевика, бывшего «красного карателя» и, главное, еврея. Вербицкого до лагеря просто бы не довезли, потому что для таких у немцев вообще не предусматривалось даже самое скромное жизненное пространство.
Каким образом Вербицкий бежал и добрался до одесских катакомб, никто не знал. Сначала партизаны и подпольщики, скрывавшиеся там, на него косились с недоверием. Это особенно подогревалось развязной группой урок, бежавших из пересыльной тюрьмы во время артиллерийского обстрела и примкнувших к партизанам. Двое из них сразу узнали вредного прокурора и решили воспользоваться удачным для себя моментом – они попытались устроить ему собственное судилище прямо в катакомбах. Они заявили, что бежать от немцев невозможно и что прокурор продался им. Они, мол, знают, как это происходит и стукачей чувствуют за версту.
Но в грот неожиданно ворвался бывший секретарь партийного комитета порта Михаил Войсковой, возглавивший весь отряд, и с места двинул в челюсть самому лютому противнику прокурора Вербицкого, некоему Коле Червонному, по фамилии Солопов. Войсковой был гигантского роста балтийский моряк в прошлом, с пудовыми кулачищами и всегда гневными бесцветными глазами.
– Я твою наглую харю по корме размажу, если ты, сявка черноморская, еще раз свой вонючий хвост без моего командирского соизволения на кого-нибудь задерешь!
Урки отпрянули к темным углам подземного грота, в котором происходило судилище, и тревожно зашептались.
– Вербицкому так и так крышка у немчуры! – уже спокойнее резюмировал Войсковой, – Он им своим быть не может ни при каких обстоятельствах. А вот вы сегодня тут, а завтра там… Кому веры больше?
– Так он братву на шконки клал, как рыбу на прилавок! – возмутился обиженный Солопов, – А теперь мы чего, одну баланду с ним хавать будем? Западло нам!
– И будешь! – вновь грозно зарычал Войсковой, матово блеснув своими бесцветными глазами с точечкой неподвижного зрачка, – Еще как будешь! А то…давай отсель… Катись к своей блатной матери! Тут война в полном, понимаешь, разрезе, а не ваш дешевый уркаганский дебош. Кто подчиняться не будет – скатертью дорога! Это мое последнее гуманное балтийское предупреждение! По законам военного времени, дальше так и вообще пуля! Кто останется, пусть это зарубит на своем персональном шнобеле. Тут вход рупь, выход три вперед штиблетами!
Он подумал немного, потом резанул ладонью сверху вниз, будто шашкой:
– Назначаю Вербицкого старшим над вашей жиганской оперативной группой. Начальником разведки. Точка! Или распущу к вашей чертовой блатной матери всех и каждого!
Дальше он выдал такую многослойную гневную тираду, что даже привычный слух коренного одессита прокурора Вербицкого был приятно изумлен.
Как ни странно, разведчики сработались – семеро воров, бывший прокурор и еще два участковых милиционера оказались до такой степени эффективными диверсантами, что о них ходили легенды.
Почему Леонид Вербицкий ушел из отряда и как он пересек линию фронта в январе 43-го года осталось тайной для всех. Объявился он в контрразведке Первого Украинского фронта. Потом был направлен куда-то на учебу в тыл и вскоре вновь появился на какой-то должности в разведотделе штаба фронта. Поговаривали, что и в Одессе он оставался по специальному секретному заданию, а, выполнив его, вернулся к своим. Правда, скептики этой версии загадочно усмехались – умнее, мол, хода придумать было трудно: еврея оставить в тылу у нацистских зверюг!
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу