Андрей Бинев - Тихий солдат

Однако в эту последнюю версию о немногочисленной группе, появившуюся только после войны, никто так и не поверил, иначе как было понимать и присутствие большого количества бойцов, не менее сотни (ведь на этом настаивал генерал Крайнюков!), и нападение на обоз в Милятине, и те две бомбежки немецкой авиацией госпиталя и эшелона в Ровно? А куда девать в таком случае информацию о загадочном венгерском стрелке, о немецком полковнике, которого скрывали ото всех, и о том, что накануне этих событий националисты вновь заключили мир с немецкой разведкой?

Чтобы добыть и сравнить позже уже всю эту информацию, чтобы разложить ее по полочкам и выявить немецкого агента, «крысу», СМЕРШем в штабе 13-й армии была проведена серия независимых друг от друга тайных операций, в которых, с одной стороны, принимали участие агенты «Тайги», а с другой, разведчик, срочно направленный сюда тем же генералом Павлом Судоплатовым.

Расследование началось уже первого марта 1944 года. В националистическом подполье в этих местах действовали два глубоко законспирированных агента СМЕРШа, но единственное, что они могли сделать, так это помочь сформировать убедительную легенду для разведчика из ведомства Судоплатова, внедряемого в одну из подпольных групп. Встречу с одним из агентов СМЕРШа, работавшим уже три года под псевдонимом «Адъютант», нужно было осуществить немедленно. Именно на этой встрече и следовало выбрать самую эффективную легенду. Готовили ее, тем не менее, заранее, и «Адъютанту» нужно было лишь поддержать ее. Об операции знали всего пятеро человек – верховный главнокомандующий Сталин, генерал Судоплатов, полковник Ставинский и двое исполнителей – секретный офицер СМЕРШа в звании лейтенанта и глубоко законспирированный агент «Адъютант». Всё остальное должно было сыграть только роль прикрытия. Это было лишь началом долгого секретного расследования. К тому же, Судоплатов не привык проигрывать в тайных войнах.

Вот так Павел Тарасов волею судьбы оказался в эпицентре этой сложной операции и тем самым в очередной раз вступил на новую тропу своей далеко не скучной солдатской жизни.

Корни того, что здесь теперь происходило, погружались глубоко в прошлое, и не потому, что это прошлое было так уж удалено по времени, а потому, что извечные человеческие проблемы прочно врылись в местную землю, как мощная корневая система какого-нибудь внешне слабенького сорняка: вроде бы можно сорвать стебелек с уродливым цветком и невзрачными листочками, а вот добраться до сердцевины, намертво вцепившейся в почву, невероятно сложно. Вдруг обнаруживалась чудовищная жизнестойкая сила, питавшая сорняк так, как не питается ни одно благородное и полезное растение. Более того, эта сила убивала все то, что имело гуманный смысл.

К разряду этого относилось и националистическое движение. Оно произрастало здесь на том ядовитом перегное, которое еще со средневековья щедро источали нетерпимость и алчность местных властителей. Польская аристократия и назначаемые ею доверенные управленцы из высших буржуазных националистических слоев, подкладывали сельскому населению всякую несъедобную политическую дрянь, а выкачивали отсюда все, что имело материальную ценность. В дело шло всё: инквизиция католической церкви, религиозная нетерпимость, дикий шовинизм, классовая ненависть и прочие инструменты любой нечистоплотной власти. Свою смрадную лепту внесла, в свое время, и общерусская гражданская война, представленная здесь большевиками, опиравшимися нередко на нищее еврейское население и питавшееся оттуда исполнителями своей «московитой» воли, и националистические шайки и банды, воевавшие со всеми подряд, и польские каратели, считавшие себя священным цветом гордой шляхты, и возмущенные военным разорением пролетарии, не имевшие никаких шансов разобраться даже внутри себя, и германцы, искренне считавшие эти земли продолжением своей древней, еще с поздних античных времен, варварской империи, и австрийцы, и чехи, и румыны, и венгры, и многие, многие другие.

В свое время, здесь могли мирно соседствовать украинские, польские и еврейские шинки, портновские и ювелирные мастерские, а в крупных городах, таких, как Львов, Ровно, Черновцы, Ужгород – произрастать крепкие ростки различных культур: в университетах, в школах, в художественных салонах, в общественных парках, в театрах и прочее. Здесь были общие больницы, общие столовые, но при этом были и раздельные культовые учреждения, и раздельные кладбища. Величественные костелы и златоглавые православные храмы соседствовали со скромными, светлыми протестантскими молельнями и со смиренными синагогами. Над всем над этим тихо бряцало оружием, шпорами и нагайками надменная армия и угрюмая полиция.