Олег Ермаков - Голубиная книга анархиста

— Обычное дело среди тех, кто подключается к этому шиповнику солнца, — надтреснуто проговорил Сева Миноров. — К примеру эта девушка… ну, что снимала о нем фильм?..

— Саканян, — сказал Владислав Георгиевич. — Елена Саканян.

— Она утверждала, что ее предсказал ПредЗемШара, хе-хе.

— Хороший фильм, только с тогдашним президентом Калмыкии Кирсаном Илюмжиновым девушка переборщила, — заметил Владислав Георгиевич.

— Ага, хе-хе. Мол, инкарнация самого поэта.

— Кто? Президент? — спросил ошеломленно Вася.

— Частичная, — подсказал Владислав Георгиевич, предостерегающе поднимая палец.

— А я вот и говорю, — сказал брезгливо Вася, — большевик.

— Ну, за фантазии последователей он не отвечает, — возразил Владислав Георгиевич.

— Да, фантазии зачастую перерастают в фанатизм, — сказал Митрий Алексеевич. — Примеров много… Из Нагорной проповеди соорудить костер да камеру пыток — для этого надо иметь шустрый тараканий ум.

Все заулыбались.

— А мне они и представляются бегающими во все стороны тараканами… бегают, шуршат, — пробормотал Вася.

— Кто? — спросил Владислав Георгиевич.

Вася взглянул на него.

— Инквизиторы.

— Ну, к девушке это все не относится. Она сделала душевный фильм, — сказал Владислав Георгиевич. — Да и буддист и шахматист Илюмжинов… чем он плох?

— Его помощник вместе с зеком забили журналистку ножкой от стула и ножиком! — бросил Вася. — Юдину, писавшую про эту Калмыкию правду.

Повисло молчание.

— Или и президенты не отвечают за своих фанатов, прлоклятье?! Христос не в ответе, Магомет не в ответе, Будда, — перечислял Вася, загибая пальцы. — Кто там еще…

— Любые идеи можно извратить, — сказал Митрий Алексеевич.

— Нет, — тут же возразил Вася, бросив взгляд на него. — Кого… ну кого убил хоть один толстовец?

Все молча смотрели на него.

— Христос никого не убивал, Фасечка, — нарушила молчание Валя.

— Хых!.. Да! А христиане — пачками, — ответил Вася. — А Толстого они отлучили от церкви. Хотя тут, как в той исторлии про дурлку с Хлебниковым, их надо было отлучать, а не Толстого. Ну вообще зря он вязался с запредельщиной…

— Постой, так ты толстовец, что ли? — спросил Владислав Георгиевич.

Вася быстро взглянул на него, мотнул головой, как жеребец, отмахивающий от овода.

— Так да или нет?

Васины глаза бегали по столу, по рукам, он отмалчивался.

— Отчасти, насколько я понял, — сказал Митрий Алексеевич. — Толстовец-атеист. Ведь так и получается, Василий?

Вася не отвечал, хмурился.

Владислав Георгиевич покачал головой.

— Не оскудела, как говорится, земля… Послушайте, батенька, мы обязательно должны сделать с вашим участием что-то… Вы не птицелов случайно?

Вася снова мотнул головой.

— Ладненько… Просто странник-толстовец… жаль только, что не любите нашего патрона… Ведь именно он говорил, что в день Цусимы задумал мыслью победить государство . А в «Возвании Председателей Земного Шара» проповедовал юношам бежать в пещеры при одном только слове «государство». Неужели не слышали?

— Нет, — сказал угрюмо Вася.

— Хм, толстовец-анархист не слышал, зато бизнесмен с брюшком знает, — со сдержанным пафосом промолвил Владислав Георгиевич, оглядываясь за поддержкой на своих друзей.

— Чудны твои дела, как говорится, хе-хе, — проскрипел Сева Миноров.

И Васе вдруг показалось, что он сейчас стащит парик и утрет вспотевшее лицо. Ведь у Севы Минорова были молодые глаза. Хотя плечи и сутулы, лицо в морщинах, голос надтреснутый. Просто… еще — да, мгновенно ему почудилось, что они как раз и в эфире, и «Радио Хлебникова» вещает в пространстве и времени… Или только уже во времени.

Он исподлобья оглядел лица, передернул плечами.

— Не смотрлите так, будто тут консилиум врачей, — проговорил Вася.

И какая-то жуткая догадка вспыхнула в его глазах. Если бы эти глаза сейчас видел поэт, он сказал бы о синих шиповниках.

Владислав Георгиевич переглянулся с Митрием Алексеевичем.

Сева Миноров успокаивающе проскрипел:

— Наблюдать всего интереснее за птицами… И за теми, кто за ними наблюдает.

Вася посмотрел на него и вспомнил, что хотел спросить.

— Шиповники солнца… это чьи?

— ПредЗемШара, — ответил Сева Миноров.

Нет, был он старик, с желтыми щеками, дряблой кожей на шее.

— Здорово сказано, — одобрил Вася.

— …И за шестьдесят лет до открытия учеными пульсации солнца, — заметил Владислав Георгиевич, — батенька.