Олег Ермаков - Голубиная книга анархиста

Птицы успокоились.

Устав прислушиваться и бояться собственных вздохов, Вася вспомнил о плеере, взял его, нажал кнопку, тот включился. Вася смотрел на крошечный дисплей, выбирая папку с музыкой, нашел «Charles Ives — Piano Sonata No.2, „Concord, Mass.“ Herbert Henck (piano)», еще раз посмотрел в окно и вставил маленькие наушники в уши, а плеер сунул в карман.

Музыка и пение — лучшее средство от страха, любил повторять его приятель Джек Королек, ну Женька Корольков, рок-музыкант с большим уже брюхом и вечно замасленными длинными волосами. Хотя ведь как раз музыка в «Сиянии» или других страшилках и нагоняет жути. Вот пение — да… Если со стороны не смотреть. А то: поет кто-то беспечно, а из-за угла выползает Оно .

Вася покосился на окно и попытался сосредоточиться на микросхемах.

Пианино, ну или там фортепиано еще можно послушать, когда по клавишам бежит Джон Леннон… Не сам, конечно, а его пальцы. Вася мгновенно вообразил маленького Джона Леннона, идущего в своем белом прикиде, с длинными волосами и бородой, по черно-белой клавиатуре, как по тому знаменитому переходу на Эбби-роуд.

…Сейчас по клавишам ходил кто-то другой. Как его звать? Ives. Charles. Чарльз. Музыка звучала утомительно. Вася уже хотел вынуть наушники, но вдруг наступила пауза. И снова пианист заиграл. Сейчас он играл нервно. Кажется, это вторая часть? Митрий говорил что-то о Готорне… что это был кумир Мелвилла. Ну а «Моби Дика» будущий мореплаватель Вася Фуджи любил, конечно. И теперь ему что-то вспоминалось из «Моби Дика»… скрип снастей, напряжение канатов, всплески и крики чаек и постукиванье деревянной ноги капитана Ахава по палубе. И этот кораблик приближался по музыкальным волнам к чему-то, может к центру циклона мелвилловских слов, озаренному странным белым светом… Вася до сих пор помнит это место, находящееся где-то дальше и левее Японии, если смотреть из Москвы. Но кораблик Чарльза Айвза так туда и не попал. После очередной паузы началась третья часть. Здесь царило умиротворение, как если бы в старом каменном доме сидели люди в креслах и на стульях с высокими спинками, тихо о чем-то переговаривались и глядели в открытые окна на фонтаны и сад. Наконец началась и четвертая часть. Это было как будто продолжение того же сидения перед окнами. Но, похоже, один из этих восседающих то и дело порывался встать и выйти. И он действительно подымался, подходил к окну, глядел, сжимая и разжимая пальцы… И вдруг заговорил… Речь его была порывиста, взбалмошна… Он замолчал. И потом вышел, взяв шляпу. Шел, погрузившись в свои помыслы. Да, он хорошо шагал… И вдруг зазвучала дудка… то есть, наверное, флейта. Это было неожиданно и в то же время почему-то предсказуемо. Словно именно к этому и стремился он — выйти и услышать флейту. И он ее услышал. И снова погрузился в свои раздумья, превратившиеся вскоре как будто в волны или прозрачные капли. Может, он уже был на лодке и сидел, не трогая весла.

Вася очнулся, вытащил наушники. Что и говорить, музыка была странной. Он не ожидал, что дослушает до конца, и время — такое долгое в начале — так быстро пройдет. Было ощущение какой-то ямы или, наоборот, горы. И разрыва, то есть молчания, пространства. Как это может быть? Но что-то явно произошло в эти сорок с лишним минут. На самом деле минут было больше. И не минут, а часов, дней и ночей, наверное даже — лет. И в то же время минут было много меньше сорока с лишним. Скорее всего, времени не было. Вася потирал нос, пытаясь разобраться в происшедшем…

На улице послышались голоса. Он глянул в окно. Это вернулись с экскурсии Валя и Митрий Алексеевич.

Клацнул ключ в замке. Первой вошла Валя с кроликом на руках. Васе померещилось, что кролик улыбался.

— Фасечка! — воскликнула Валя. — Там такая церковь! Старая-престарая, а под нею могильник!

— Склеп, — подсказал, входя и вешая шляпу на гвоздь, Митрий Алексеевич. — Фамильный склеп.

— Там они все похоронены! И даже буковки все сохранились, кто где, где сам этот барин, а где его женка, сынок, дочка… А когда мы подходили, там три птицы танцевали! Фасечка, зачем ты с нами не пошел?!

— Журавли, — сказал Митрий Алексеевич, оглаживая подбородок, на котором уже темнела и серебрилась крошечная бородка. — Ну что, как, хватило олова?

— Нет, — сказал Вася.

— Да?.. Что же делать?

— Не знаю… если только где тут завалялся старый радиоприемник…

— Только действующий.

— Хм… вот дерьмо-то… зараза… А… например, там, старого радиатора нет?

— Старый радиатор?.. Подожди, а ведь в конюшне валялся.