Милорад Павич - Дневная книга

Уже довольно давно я отметил, что в ходе следствия не поинтересовался подробнее (за исключением официального медицинского заключения о смерти) положением Дистели в больнице во время лечения. Почему – спрашиваю я сам себя – почему я не поговорил с его врачами о его поведении в те дни? Например, оказывали ли ему в больнице психологическую помощь? Приват-доцент Арнольд Гец, у которого я вчера побывал, любезно согласился ответить на мои вопросы. Именно он как психиатр занимался Дистели.

– Разумеется, Дистели рассказывал мне о своем сне, связанном с Пушкиным, – начал он, – и мне сразу же бросилось в глаза, что очень большое внимание там уделялось генеалогическому древу поэта и его предкам. Даже африканские иглы, которые используются в качестве рычагов воздействия на других людей, от которых хочешь чего-то добиться, в этом сне фигурируют в качестве унаследованных поэтом от прадеда. Для того чтобы понять эти элементы сна Дистели, вспомним, что в психиатрии те или иные вещи могут рассматриваться в рамках индивидуального бессознательного (Фрейд), коллективного бессознательного (Юнг) и семейного бессознательного (зомби). Оставим в стороне вопрос о том, как встречен научным миром третий, самый молодой метод, метод семейного бессознательного. В данном случае мы, видимо, сталкиваемся со случаем, который свидетельствует, что Дистели имел, или ему казалось, что имел, в своей семье кого-то, от кого он унаследовал способность силой принуждать окружающих его людей (во сне это «демоны») делать то, что кажется ему важным. И с этих позиций было бы весьма важно исследовать, является ли все это просто сном, и только сном, или же имеет реальные исторические корни в той части сна о Пушкине, который связан с прадедом поэта.

Если сон о предке Пушкина всего лишь плод подсознания Дистели, это указывало бы на то, что Дистели унаследовал некую семейную склонность к насилию, стремление заставлять своих ближних исполнять его желания и соответствовать его намерениям. Однако, если этот фрагмент сна Дистели основан на реальных фактах, о которых он мог узнать из литературных и исторических источников, это означало бы нечто совершенно другое и привело бы нас к иным выводам. Но для того, чтобы в этом разобраться, нам необходим специалист по истории…

На этом доктор Арнольд Гец закончил нашу беседу, и я откланялся в полном недоумении, следует ли мне и дальше углублять яму, из которой я хочу выбраться.

В результате судебного разбирательства было вынесено решение, что сестра покойной госпожи Лемпицкой, мадемуазель София Андросович, за неуважение к суду должна заплатить денежный штраф. Дело в том, что на каждый вопрос, который ей задавали во время суда, она отвечала всегда одно и то же:

– Вы не поверите, но каждое утро, стоит мне встать, я старательно расчесываю волосы своей души, заплетаю их в косу и забрасываю ее за спину… Ваши же души ужасно распатланы! Но вы этого и не замечаете. Неудивительно, что вы ничего не видите, потому что распатланные души заслоняют вам глаза… Причешите свои души, господа судьи, присяжные и вы, господин старший следователь Строс!

На днях мне пришло в голову, что в связи со смертью Дистели я недостаточно тщательно прочесал оперу. Узнав, что партию покойного Дистели в опере Мусоргского поет теперь известный бас Исаак Заборовски, я пригласил его на чашечку кофе.

На мой вопрос, считают ли в оперной труппе смерть Дистели исключительно результатом его болезни, или есть и другие «слухи», Заборовски громко расхохотался, но посреди этого смеха, который вдруг разом состарился и обмяк прямо у него на губах, замер, и глаза его шмякнулись на меня, как два голубца из квашеной капусты.

– Хе-хе-хе, как вам сказать… Есть такая информация – насчет того, что Борис Годунов отравился. Испугался, мол, этого смерча злодеяний и ненависти, которым себя окружил, собрался с духом и при помощи небольшого количества мышьяка положил всему конец…

– Небольшого количества чего? – спросил я изумленно.

– Мышьяка, яда, чего же еще?

– А откуда у вас такая информация и кто в опере распространяет такие слухи?

– Как это – откуда, господин старший следователь? Из литературы, ясно. Готовясь к исполнению роли какой-нибудь крупной личности, мы – и оперные певцы, и актеры драмы – всегда интересуемся подробностями судьбы своего героя…

– Какой судьбы?

– Ну, жизненного пути.