Юрий Нестеренко - Комбинат

— Это не может быть связано с какими-то твоими шалостями? Точно?

— Я ничего не делал.

— А твой отец дома?

— Нет. Он приезжал, принял душ, потом снова уехал. Наверное, к шалаве своей.

Николай не стал высказывать вслух очевидное предположение: наверное, что-то случилось с Михаилом, и это что-то определенно скверное. Скверное настолько, что Светлана ушла со стражами порядка, даже забыв предупредить сына. Но Женя, видимо, и сам додумался до этой мысли, причем еще раньше Николая.

— Ладно, — сказал Селиванов, — иди домой. Не на лестнице же теперь стоять.

— Ключ, — сказал Женя.

— Что — ключ? — переспросил Николай и тут же понял, в чем дело.

— Мой ключ остался дома, — подтвердил его догадку мальчик. — А она дверь захлопнула.

Селиванов снова посмотрел в окно. Милицейский «газик» уже отъехал.

— Ну так позвони ей, пусть скажет им, чтоб вернулись. Телефон-то у тебя с собой?

— Да… — он вытащил из кармана мобильник и начал спускаться по лестнице. Николай последовал за ним.

— Не отвечает, — сказал мальчик, когда они спустились до второго этажа.

— Попробуй еще. При езде сигнал может то пропадать, то появляться.

Жена нажал кнопку повтора, затем вдруг прижался ухом к железной двери собственной квартиры.

— Ну точно, — сказал он со злостью, — она и про меня, и про мобильник свой забыла. Вон он, там надрывается.

— Звони отцу.

Полуминутная пауза.

— Не отвечает.

Николай вытащил свой мобильник. Во тьме стало чуть светлей от второго экранчика.

— Кому вы звоните? — требовательно спросил мальчик.

— Шалаве, — усмехнулся Николай.

Трубка откликнулась длинными гудками. Что ж — это еще ничего не значит. Вполне вероятно, что Михаил и его любовница предаются сейчас занятию, ради которого отключили телефоны. Это, кстати, может быть и вполне пристойное занятие, типа концерта… если в этой дыре они бывают… или, на худой конец, киносеанса. Но возможен и другой вариант — что они лежат рядом на соседних столах в морге. «Они плыли по течению, оно их привело нагими на холодный стол…» Николаю вспомнились последние слова Косоротова. «Тошно… и оставить, как есть, невозможно, и выхода хорошего нет. Помните, я делаю это ради Женьки…» Да нет, чепуха. Михаил был полон планов на будущее. Сопливая песня «Наутилуса» к нему никакого отношения не имеет. Но, учитывая сомнительность его бизнес-проекта, ему могли и «помочь»… кто сказал, что такие методы остались в девяностых? Только не в Красноленинске… Но сейчас, в любом случае, надо что-то делать с ребенком, уже начинающим дрожать на холодной лестнице в одной рубашке и брюках. Вот ведь не было печали…

— Поехали, — решительно сказал Селиванов.

— Куда?

— К твоей прабабушке. Побудешь пока там, пока кто-нибудь из твоих родителей не соизволит о тебе вспомнить.

— Я никуда не поеду с посторонним, — заартачился вдруг мальчик.

— Ишь ты. Значит, встречаться с посторонним в темном подъезде и брать у него деньги ты можешь, а поехать с ним на такси нет. Ну можешь, конечно, остаться сидеть здесь на каменном полу под закрытой дверью, я не настаиваю. Ну или позвони прабабушке, и если она скажет, что мне можно доверять…

— Да, — мальчик принялся жать на кнопки, затем поднес телефон к уху.

«Неужели и тут не будет ответа?» — с тоской подумал Николай.

Женя опустил руку с телефоном, так ничего и не сказав. — Ну?

— Занято.

«Ну по крайней мере эта жива, уже хорошо», — подумал Селиванов, а вслух сказал: — Старухи могут висеть на телефоне часами, и я не собираюсь тут ждать. Решай, едешь со мной или остаешься.

— Ладно, — решился Женя и поставил мусорное ведро перед дверью. — Поехали.

Они вышли в промозглую темноту улицы. Мальчик сразу же зябко обхватил себя руками и торопливо зашлепал тапками по асфальту, огибая лужи.

— О-па! — приветствовал нового пассажира Сашка. — А это еще кто?

— Внук моей квартирной хозяйки. («Ну, на самом деле правнук, но какая Сашке разница!») Выносил мусор, дверь захлопнулась, а родителей нет дома. Отвезу его к бабушке, пока они не вернутся.

— Угу, бывает, — кивнул водила. — Ты, пацан, ключ всегда на шее носи. Я с шести лет так ходил, заместо креста. Покрестился только когда мне уж тридцать стукнуло.

Женя его проигнорировал. Кажется, Сашка был для него не больше чем говорящей деталью автомобиля. Причем способность говорить относилась не к достоинствам, а к недостаткам этой детали.

Сашка, похоже, интуитивно это почувствовал, и на сей раз вся недолгая поездка прошла в молчании.