Юрий Нестеренко - Комбинат

— Но вы же понимаете, одних подозрений мало. Чтобы сделать статью с серьезными уголовными обвинениями, нужны железобетонные доказательства.

— Ну, — Марина замялась, — мне, в общем, дали верную информацию. Из надежного источника.

— Какого? Только учтите, если вы мне скажете, что Вовка сам вам выболтал по пьяни, я вам вряд ли поверю.

— Ну… не он лично, а кое-кто из его сообщников, и не то чтобы мне, но… действительно выболтал. Не все в деталях, но достаточно, чтобы сообразить остальное.

— Хорошо, тогда кому? Марина, если вы хотите, чтобы я помог вам и вашему… гм… Михаилу, не вынуждайте меня тянуть из вас каждое слово клещами. Мы свои источники не выдаем, но и полагаться на голословные утверждения не можем.

— Ладно, — решилась Марина. — Мне рассказал мой отец. Хотя он не имел на это права.

— Ваш отец? — удивился Николай. — Инженер? Он-то тут при чем?

— Бывший инженер. Сейчас он… священник. А это — тайна исповеди.

— Погодите, — Селиванов начал понимать, — ваша фамилия Ермолаева? Марина Никодимовна Ермолаева?

— Да. А вы разве не знали?

— Теперь знаю. Как странно — я говорил с вашим отцом только вчера. И это была совершенно случайная встреча.

— У нас маленький город, — невесело улыбнулась Марина. Можно сказать, все друг с другом как-то связаны. Хотя он бы вам, наверное, сказал, что ничего случайного не бывает.

— Ну да. Все — воля божья. В том числе и то, — не удержался Николай, — что, выражаясь по-христиански, его дочь живет во грехе с женатым мужчиной.

— У нас с отцом… непростые отношения, — признала Марина. — Я из дома сбежала, как только шестнадцать исполнилось.

— Подростковый бунт? Или было от чего бежать?

— Да было. Нет, не в этом смысле, — вдруг смутилась она. — Никаких извращений и домогательств, нет. Хоть про попов и говорят, что они все или педофилы, или голубые, но мой-то попом стал, когда ему уже под сорок было, и у него нормальная семья была. То есть в общем-то в детстве я неверующей росла, а потом, как он вдруг резко стал ко Христу обращаться… и меня обращать, соответственно…

— И в разрезанных кошек не верили? — усмехнулся Николай.

— Вы и про это знаете? Верила. В это все верят.

— И как? Лично не пробовали?

— Честно говоря, однажды хотела, но побоялась.

— Когда узнали про болезнь матери?

— Да, — призналась Марина. — По правде, иногда я даже сейчас думаю, что если бы тогда не испугалась… хотя это глупость, конечно. И мама, если бы узнала, в ужас бы пришла.

— Так, значит, с отцом у вас возникли разногласия на религиозной почве.

— Да. Креститься он меня все-таки уговорил. Но потом… все эти его постные проповеди… то нельзя, это нельзя… в джинсах не ходи, волосы закрывай… про мальчиков и не говорю… И главное — ради чего? Что, говорю, тебе бог-то твой дал? Жену и ту забрал. В рай попасть надеешься? Вкладчики МММ тоже надеялись. Это тогда как раз эта история с МММ была… Ну допустим, говорю, есть твой бог, но кто тебе сказал, что он за твои вклады дивиденды платить собирается, а не разводит тебя, как лоха? И всех таких, как ты… А что ему, на него ведь даже в суд не подашь! В общем, сбежала я от него… от отца, в смысле. Лучше уж у чужих людей по углам ютиться… они хоть в душу не лезут…

— Вы и сейчас квартиру снимаете?

— Комнату. У бабки одной. Бабка помрет, квартиру должна мне оставить. За то, что я за ней ухаживаю.

— Имейте в виду — наследникам первой очереди положена доля, даже если они не указаны в завещании.

— Да нет, у нее точно никого, я узнавала. Но как надоело из-под нее дерьмо выносить, если б вы знали!

— Могу догадаться, — сочувственно кивнул Николай.

Стало быть, вопрос, почему Косоротов не уйдет жить «к своей девке», имеет простой и банальный ответ. — Выходит, ваш отец, несмотря на ссору, доверил вам тайну исповеди?

— Ну, сейчас мы уже не в такой ссоре, как раньше, все-таки общаемся. Хотя, конечно, я с его точки зрения блудница и грешница. Которую он все еще надеется спасти. Ну и не только в религиозном смысле спасти… То есть с одной стороны он надеется, что я Мишу брошу, а с другой боится, что вместе с ним и меня убить могут…

— Выходит, несмотря на все разговоры о смирении, как дошло до родной крови, он сам с легкостью переступает через свои обеты, — усмехнулся Николай.

— Да нет, не с легкостью, но… Он ведь, главное, сделать ничего не может. В милицию ведь не пойдешь…

— Почему? Он ведь уже совершил грех раскрытия тайны.

— Да потому что там все купленные!