Юрий Нестеренко - Комбинат

— Ну, вы же сами говорите, конечная продукция — вне вашей компетенции. Возможно, и обслуживание трубопровода тоже. Или тут расходные материалы так хитро размазаны между всем остальным, что и не заметишь…

— Может, и так, — Марина не стала спорить.

— А может, все гораздо проще? Почему вы так уверены, что ящики, которые везут на станцию — это побочный продукт?

— По накладным, они направляются для реализации в торговую сеть. В обычные магазины, торгующие всяким дешевым ширпотребом. Причем реквизиты не менялись с советских времен. Я говорила Лидии Петровне, что они, по всей видимости, уже просто неактуальны, но она ответила, что это не наше дело.

— Что наводит на мысль, что эти накладные — фикция.

— Может быть, — вновь согласилась Марина.

— Я слышал, что и сами ящики на самом деле пустые.

— Я не проверяла, — пожала плечами Марина. — Я их даже никогда не видела. В общем-то, если магазинов таких уже нет, то и товаров для них может не быть — но кому и зачем нужно возить пустые ящики?

— А когда на станцию пойдет ближайшая машина с ящиками?

— Да вот как раз этой ночью ездила. Теперь уже нескоро, при нынешнем уровне работы. Через неделю, видимо.

Николай мысленно чертыхнулся. Если бы он знал заранее, мог бы проследить ночью за этим грузом…

— А почему ночью? — спросил он вслух. — Если это просто дешевый ширпотреб?

— Не знаю. Так положено. Доставка и отгрузка с комбината всегда ночью.

— Доставка — это вы имеете в виду сырье? А про него вы что-нибудь знаете?

— Про него мне ничего знать не положено, — строго сказала Марина. — Государственная тайна.

— Ну хорошо, — Николай вновь подумал о гипотезе, возникшей у него, пока он пытался дремать в машине. — А как по-вашему… комбинат как-то влияет на людей, которые на нем работают? На здоровье, на психику? Есть ли у вас какие-то льготы за вредность?

— Да никаких льгот… работа как работа. Хотя Лидия Петровна говорила, при Сталине доппаек был… и при Брежневе продуктовые заказы там всякие… но это, наверное, много где было. Так что ничего особенного. Но это во внешнем круге. В среднем — там, говорят, действительно работа грязная… но там и публика соответствующая. Уголовников полно и вообще. Пьют многие, у некоторых крыша едет…

— Отчего это, интересно?

— Да от пьянства, наверное, и едет… а сейчас еще и от безделья.

— А может, на них это самое поле влияет?

— Да нет, вряд ли. Тогда бы уж начальство-то туда в скафандрах ходило.

— А оно не ходит?

— Нет. Никогда не видела и не слышала, чтоб у нас тут какие-нибудь защитные костюмы были.

— А во внутреннем круге?

— Я не знаю никого, кто работал бы во внутреннем круге, — покачала головой Марина, как показалось Николаю, как-то слишком поспешно. — И даже никого, кто там хоть когда-то бывал.

— Но вы ведь знаете, какие легенды ходят? Что, мол, тот, кто туда войдет, обратно уже не выйдет Что вы об этом думаете?

— А что я должна думать о легендах? По крайней мере, — добавила вдруг Марина, — опровержений я не знаю. Хотя… и подтверждений тоже, — она посмотрела на маленькие часики на тонком запястье: — Ой, мне уже пора. Перерыв заканчивается. Так уж вы постарайтесь Мишу убедить, во что он впутался! И… не пишите и не делайте ничего, что может ему повредить. Вы обещаете? она снова заглянула ему в глаза.

— Да, конечно, — легко согласился Селиванов. — Ну, спасибо вам за все, что рассказали.

Марина коротко кивнула на прощанье и быстро пошла в сторону комбината — на сей раз кратчайшим путем между ларьками. Николай некоторое время провожал ее взглядом, затем тоже поднялся и пошел в перпендикулярном направлении — мимо памятника в сторону идущей прочь от комбината улицы.

— Селиванов! — услышал он вдруг, едва миновав постамент.

Николай вздрогнул от неожиданности, словно его окликнул сам Ленин, но, разумеется, неприятный старческий голос принадлежал другому коммунисту. Обернувшись, Николай увидел стоявшего возле постамента Славеста. На сей раз — без Джульбарса.

На сей раз, увидев его на свету, а не в полумраке беседки, Николай понял, что Славест кого-то ему напоминает. Ах, ну да — Петьку, очевидно. Сходство впрочем, в глаза не бросалось — Петька выглядел откровенным дегенератом, чего о Славесте, при всей неприязни Селиванова, сказать было нельзя: тот скорее производил впечатление фанатика, иссушенного пожирающим его изнутри огнем, но от природы не лишенного некоторого даже благородства черт. Тем не менее, если мысленно закрыть низкий лоб и скошенный подбородок последнего мужчины в роду Безруковых, а заодно представить, что он похудел килограммов на двадцать и длительное время воздерживался от спиртного, то глубоко посаженные серые глаза, верхняя часть носа и скулы совпали бы, пожалуй, довольно точно. Все-таки, видимо, если Маша и шантажировала Славеста отцовством, то при этом не врала…