Мария Метлицкая - И все мы будем счастливы [сборник]

И Мишка тогда успокоился — ему было легче принять то, что дочь ничего не знает, чем то, что она отказалась приехать. В августе он еще спрашивал про дочь, а в сентябре уже нет — сознание его было плавающим, нечетким и спутанным.

Катя, удивив Киру, позвонила утром следующего дня, спросила, не может ли Кира подъехать к ней. Да, домой! А что тут такого? Ксюха болеет, и оставить ее нельзя, невозможно — температура под сорок.

Кира ее перебила:

— Да, Катя! Конечно! — И, чуть помолчав, осторожно спросила: — А ты считаешь, что это… Удобно?

Катя усмехнулась:

— А, вы про маму? Не беспокойтесь — ее нет в городе.

Ну и договорились — к часу дня, к ним домой. Хорошо.

Кира торопливо выпила кофе — Зяблик, кажется, спал. Написала ему записку, удостоверилась, что колечко и письмо в сумочке, на самом дне, и вышла из дому.

По дороге купила фруктов, коробку конфет и коробку пирожных — красивых до невозможности, похожих на глянцевые пасхальные свечки.

Квартира находилась в хорошем районе: золотая миля, кажется, это так здесь называется? Малая Грузинская, когда-то там жил Высоцкий. Восьмой этаж, налево от лифта — Кира помнила. Была она здесь дважды — конечно, оба раза ни Нины, ни Кати дома не было.

Зашли они по каким-то делам — кажется, Мишка искал документы. Ничего у них там не было и быть не могло. Но все равно осталось отвратительное чувство, что она без спроса, по-воровски ворвалась в чужую жизнь.

У двери Кира перевела дух и позвонила. Удивилась, что колотится сердце. «Волнуюсь?»

Дверь открылась, и на пороге квартиры возникла Катя.

Она, конечно, изменилась, а что удивительного? Прошло много лет, Кира знала ее почти ребенком, потом строптивым подростком, а сейчас перед ней стояла взрослая, много чего повидавшая женщина — разведенная и имеющая дочь.

Катя была явно смущена и отводила глаза.

Кира прошла, разделась.

— Куда, Кать? На кухню?

Катя кивнула. Наша вечная привычка — на кухню! На кухнях нам определенно уютнее и как-то проще — и чайничек под рукой, и банка с кофе. Советская кухня церемоний не предполагала. «Воистину кухня для русского человека — все!» — подумала Кира.

Кухня была небольшой и запущенной, неухоженной. Холостяцкой. Старая мебель — еще с тех, давних времен. Кира помнила этот пластиковый гарнитур — кажется, из семидесятых годов, купленный еще Мишкиной мамой. Потертый линолеум, почти потерявший свой цвет, старая плита и маленький холодильник — наверняка ровесник всему остальному.

«Странно, — подумала Кира, — неужели все так печально? Ну хотя бы раз в жизни люди меняют кухонный гарнитур? Или плиту? А холодильник? Конечно, меняют! Неужели такая беспросветная бедность? Или просто равнодушие к быту, неряшливость и нежелание что-то улучшить?» Кира вспомнила, что Мишка смеялся над ее неуклюжими хозяйственными потугами: «Не волнуйся, я привык! Нина тоже меня не баловала. Ну, если только вначале». «Не повезло тебе с женами», — шутила Кира. Мишка искренне удивлялся: «Что ты, Кирюша? Мне сказочно повезло — уж с тобой точно!»

Наивный и смешной был ее Мишка, ее некапризный и непритязательный муж.

Катя включила чайник и открыла коробку с пирожными и конфетами, хмыкнула, удивившись их искусственной красоте. В глазах ее читалось: «Такое бывает?»

— Чай? — спросила она.

Кира кивнула. Почему-то она подумала, что кофе в доме может не быть.

Неловкость и смущение висели тяжелым туманом, как в сильно накуренной комнате.

Катя по-прежнему не смотрела Кире в глаза, Кира покашливала, крутила на пальце кольцо, и разговор не клеился, не начинался.

«Скорее бы это закончилось! — думала Кира. — Зря я все это затеяла. Надо было сделать умнее и проще — все передать через Зяблика. Ну или просто накоротко встретиться у метро: здравствуй, Катя. Это тебе от отца. Сунуть конверт и тем самым облегчить жизнь и себе, и ей».

Ну да ладно, время не течет — бежит. Чашка чая, разговор ни о чем, например, о погоде, и все. До свидания. Точнее — прощай навсегда.

Никогда больше она не увидит эту угрюмую и нелюбезную молодую женщину, не усядется напротив, не станет пыжиться и подыскивать фразы, источать любезности и «делать вид». Сегодня и все, все. Все!

Но зато на свободу с чистой совестью. Последнюю Мишкину волю она исполнила.

Но как поскорее хотелось вырваться из этой захламленной и душной квартиры!

Наконец Катя налила чай, и Кира начала разговор.

— Ну, как вы живете? — осторожно спросила она.

— Да как-то так… как все, наверное. Ну, или как большинство.