Роберт Ибатуллин: Демаскировка

За мостом поджидали. Кажется, четверо. Туман в ущелье стоял такой, что не различишь. Даже связанные из берёзовых жердей перила еле проглядывали сквозь мглу. Силуэты всадников темнели сгустками тумана, доносилось фырканье лошадей. Гренцлин натянул уздечку, мягко осаживая своего мерина. Переложил поводья в левую руку, откинул правую полу епанчи, нащупал у бедра полированную рукоять седельного пистоля. Перевёл дыхание, прочистил горло.

— Господа… — Как всегда, вышло слишком тихо. Гренцлин напряг голос: — Господа! Имею ли я честь говорить с людьми барона Морбонда? — Из его рта курился пар и смешивался с туманом.

Один всадник двинулся навстречу, копыта захрустели по утреннему ледку. Трое остались стоять. Пожалуй, это была демонстрация отсутствия враждебности.

— Я барон Морбонд, бан Леденицкий. — Голос всадника был твёрд и по-стариковски скрипуч. — И это граница моих владений. Кого я имею удовольствие принимать у себя?

Барон остановился саженях в пяти от Гренцлина, уже на мосту. На этом расстоянии туман уже не скрывал очертаний, но приглушал цвета, и геральдический argent правой половины плаща казался серым, azure левой половины — грязно-сизым. Под распахнутым плащом виднелась кираса дублёной кожи и торчащий над поясом эфес. Широкий берет лежал на голове барона как грелка, набок свешивалось страусиное перо. Коротко остриженные под парик седые волосы обрамляли квадратное лицо, так глубоко и несимметрично изрытое морщинами, будто его долго, остервенело мяли для придания квадратной формы. Седые усики и эспаньолка, однако, были подстрижены ровно. Мелкие глазки поблескивали из темноты глазниц.

Мерин переминался на месте. Гренцлин, покачиваясь в седле, поднял правую руку и двумя пальцами коснулся кокарды на боку двууголки.

— Ваша милость, честь имею рекомендоваться: коллежский адъютор Гренцлин, инвестигатор Сыскной экспедиции Тайной его величества коллегии. Прибыл из Виндена для расследования дела, о коем вы изволили писать моему начальнику, провинц-куратору Клогге.

Морбонд как-то странно пошевелился в седле. Гренцлин с удивлением понял, что тот не сидит, а стоит в стременах, чтобы казаться выше.

— Коллежский… как вы сказали… адъютор? — проскрипел барон. «Ни воинского звания, ни дворянства?» — подразумевала его интонация.

— Именно так, ваша милость.

Морбонд нахмурил клочковатые бровки.

— С вами нет алмеханика? Я ведь написал о том существе, если его можно назвать существом…

— Алмеханик присоединится к нам сегодня вечером или завтра, ваша милость. Мейстер Суэво вызван из Лиссинга — ближе никого не нашлось.

Кобыла барона фыркнула и дёрнула головой, будто чувствуя и выказывая то недовольство, которое сам барон был вынужден сдерживать.

— Я ждал вас, но, признаться, надеялся увидеть самого хорунжего Клогге. — Морбонд сделал ударение на «хорунжем»: дал понять, что уважает только воинские звания, а не презренные сыщицкие чины. — Моего старого однополчанина… бывшего, увы, офицера рейтарских рот его величества. Теперь он у вас, верно, в высоком чине? Самолично такие мелочи не расследует?

— Провинц-куратор Клогге не счёл возможным приехать, ваша милость. Но он предоставил мне достаточные полномочия для расследования дела. — Гренцлин сунул руку за пазуху сюртука. — Соблаговолите взглянуть на удостоверяющую грамоту?

— Не утруждайте себя, сударь. Я не сомневаюсь, что вы тот, кем себя называете. — Морбонд возвысил голос: — Но прежде чем вы ступите на мою землю, выслушайте, что я скажу. Я владетельная особа, прямой вассал короны, и согласно оммажу, что я принёс покойному королю Витимиру и подтвердил при вступлении на престол его величеству Вратиславу, в пределах моего баната имею право розыска, суда и расправы по любым преступлениям вплоть до homicidium in gradu superiore. — Пар вырывался изо рта с такой силой, будто барон его выплёвывал. — Прошу записать во все протоколы: я пригласил вас по собственной доброй воле, отнюдь не потому, что признаю над собой юрисдикцию вашего ведомства, но лишь для помощи в расследовании совершённого здесь злодеяния, и притом исключительно ввиду его необычных обстоятельств. Надеюсь, вам это понятно, господин коллежский… как вы сказали… адъютор?

Гренцлин с достоинством кивнул. Барон давал представление для своих слуг; пусть они не понимали и половины сказанного, но общий смысл должен был дойти: «его милость показывает, кто тут главный».