Олег Басилашвили - Палата № 26. Больничная история

Осень… Прекрасная, редкая для Ленинграда, теплая, солнечная осень. Огненное золото деревьев горит на фоне глубокой лазури неба. Вонзается в синеву ослепительно сияющий шпиль церкви Инженерного замка. В просветах между деревьями красным сверкает здание дворца. Тихо. Тишину лишь иногда нарушает шорох падающего листа… Да изредка прогремит трамвай. Конный памятник Петру. «Прадеду – правнук».

Постой, в каком же это году? Автомобилей-то не было почти тогда… Где-то год шестьдесят шестой, семидесятый. Странное дело, сижу на лавочке, никуда не тороплюсь. Никогда этого не бывало за всю мою жизнь в Ленинграде. Обычно – бег с репетиции на радио, но это недалеко: Фонтанка, площадь Ломоносова с круглым сквером посреди площади и с памятником Ломоносову в центре сквера; примета: ходить через садик нельзя, того актера, чья нога хоть раз ступила на территорию сквера, ожидает какая-нибудь скверность в театре – либо снимут с роли, либо с треском провалишь ее, эту роль, либо вообще ничего не дадут в новой постановке, – значит, надо обойти скверик по окружности и, не замечая торжественного ужаса улицы Росси, бегом мимо Александринки, потом Катькин сквер (Катька – это императрица Екатерина Вторая), затем пересечь Невский, и вот он – Дом радио с лучшей в стране студией. Громадный, звуконепроницаемый зал: здесь пишут симфонии, драматические спектакли – идеальное место для работы. Впрочем, почему пишут? Уже не пишут. Писали – да. Писали, до того как эта студия не была к приезду президента переоборудована в пресс-центр, до того как она была разрушена, разделена на маленькие клетушки.

Так вот, мы работали в той, еще не сломанной студии. Заработок. Подспорье к нищенскому актерскому бюджету. Впрочем, могу кое-чем, записанным здесь, и похвастаться. Это отрывок из финала книги о Мольере Булгакова «Смерть Мольера», это Бродский – на смерть Джона Донна, это сказки Милна… Работаю и сейчас.

А в половине шестого – той же дорогой бегом обратно на спектакль в БДТ, по пути на улице проглотив два замечательно вкусных пирожка с капустой или повидлом, которые, подцепив на двурогую вилку, вместе с куском оберточной бумаги для гигиены вручает мне женщина в грязном белом переднике поверх ватника и с такими же нарукавниками. Перед ней – тележка, наполненная горячей водой, в которой плавает алюминиевый бак с пирожками. Пар! Вкуснее в жизни ничего не ел! И быстро – «петушком, петушком» – в театр, в гримерную:

– Привет, Сережа! Привет, Толя!

– Здорово, Бас!

– Какой спектакль сегодня?

– Ну, еще не решили…

Шутка, конечно.

Грим, костюм, Вера Григорьевна – щеточкой ширк! ширк! – перекрестит тебя – и на сцену!

А на телевидение – это значительно дальше и дольше. Тут и полубегом до метро, «Площадь Мира», и незабываемый запах подземки – смесь жженой резины, металлической окалины и человеческого пота, станция «Площадь Льва Толстого», и вверх, вверх, и – «петушком» – на улицу Чапыгина, на вновь отстроенную прекрасную студию, где занято большинство ленинградских актеров: почти еженедельно играем вживую на весь Союз все – от Шекспира и Чехова до Погодина и Тынянова.

Обратно – той же дорогой, но уже выйти надо на Невском из метро, бегом по Садовой сквозь толпы – там, возле ворот в Апраксин Двор, опять тетка в грязном фартуке, и – о чудо! – из бака, плавающего в кипятке, в оберточной бумаге тебе – два пирожка! Божественно! С капустой! И опять «петушком», стараясь не замечать резь от мозолей, глотая пирожок – в театр:

– Привет, Толя! Привет, Сергей!

– Привет, Бас!

– А сегодня что играем? – это я спрашиваю.

– Пока точно неизвестно.

И так – ежедневно, почти.

Где уж тут лавочки перед Инженерным замком.

Тут недавно понял: лет двадцать пять не был я на Невском проспекте, не сидел ни в одном кафе или ресторане. Все – «петушком, петушком»…

Остановись, Бас! Оглянись вокруг! Город-то какой, а?! А шпили, шпили! И прочий гранит! Ан нет, вот ты и добегался – ХОБЛ тебе, капельницы и прочие удовольствия.

Кап… Кап…

Чего-то сбился я… О чем это? А, да… Сквер у Инженерного замка… Тепло… Солнышко. Присел отдохнуть. Выходной день был, что ли? Или спектакля нет? Странное дело, сижу на лавочке…

Но… Что это? Вдали, в голубой дымке, медленно плывут среди золота листьев полупрозрачные три человеческие фигуры, медленно, торжественно, то исчезая в голубой дымке, то, вновь ярко озаряемые теплым осенним солнцем, обретают объем и плотность… Приближаются… женщина и двое мужчин… Их стройность подчеркивают красно-золотой плащ на женщине и элегантные костюмы мужчин.