Вадим Панов - Четвёртая глава (МАКАМ VIII. Небо на земле)

Приём блестел.

– А где ещё они могут показать себя во всей красе, никого не стесняясь и не опасаясь? – развёл руками Покрышкин.

– Ну, не здесь же, не в подвале, – это обстоятельство больше всего смущало Кирилла. – Могли бы арендовать зал, театр…

– Арендуют, – кивнул Машина. – И не только арендуют: им принадлежат и залы, и театры… Но ни одно помещение не способно органично слиться с тёмными спектаклями Зур. Грешники даже морг снимали для постановок Зур, но нужного эффекта не добились: нигде не получалось подлинного сочетания мерзостей Тьмы и могильного холода – только здесь. – Он обвёл взглядом стены. – Здесь тёмные жили, когда Отражение считалось проклятым и подвергалось преследованиям, когда их жгли на кострах и гнали из домов. Здесь они таились. Отсюда гадили. Отсюда поползли в новое наступление на День. Из камней и земли, что густо перемешана с костями, из мрачной тьмы, в которой пылает жар золота – их металла. Здесь их тёмный дом, а Театр Отражений – их тёмное искусство. Татум не любит большие площадки, вроде Большого – вакханалии на знаменитых сценах устраивают её ученики и подражатели. А сама Татум предпочитает катакомбы Парижа, часовню Кенсал-Грин в Лондоне, небоскрёб Метрополитен в Детройте… Татум выступает только там, где мир отражён мраком и запустением, где Зло делается столь густым, что из него можно сложить новый мир.

– Ты много о ней знаешь, – медленно произнёс Кирилл, провожая взглядом Зур и Гаапа – владелица Театра Отражений лично вела баала в ложу.

– Меня учили собирать и анализировать информацию, – хмыкнул в ответ Машина.

Он изменил привычному одеянию и напялил взятый напрокат смокинг, который ему не шёл и теснил грудь. А вот Кирилл в светском облачении преобразился и выглядел так, словно носил смокинг с детства.

Друзья прибыли в театр пешком и вот уже с час потягивали игристое, развлекая себя изучением тёмной публики.

– Кстати, об информации, – продолжил Амон. – Зачем Портной пригласил нас?

– И не просто пригласил, – Ермолай поднял указательный палец: – Билеты, как ты наверняка догадался, безумно дороги, но их нет – раскуплены полгода назад. А у нас места в третьем ряду.

– Тем более.

– Ты нужен Портному.

– Я не наёмник.

– Значит, ты ему откажешь.

Амон хотел что-то сказать, но прозвучал очередной звонок, и они отправились на свои места.

– С дороги!

Кирилл пинком распахнул дверь, выскочил из зала, увидел в руке уборщицы ведро – после начала спектакля рабы принялись чистить холл, – вырвал его и поднёс к лицу.

Послышались характерные звуки, сопровождающие очищение организма от разного.

Рабы разбежались, не смея наблюдать за неприятностями гостя, а вышедший вслед Покрышкин улыбнулся, прислонившись плечом к кирпичной стене подземелья, и дождавшись, когда тяжело дышащий Кирилл выпрямится, произнёс:

– На самом деле ты молодец. Я на своём первом спектакле Театра Отражений продержался меньше двух минут. А ты – почти пять.

– Ты знал, что этим закончится? – хрипло спросил Амон, сплёвывая в ведро.

– Догадывался.

– Почему?

– Это нормальная реакция нормального человека.

На грязь и мерзость. На выставленные напоказ пороки. На их бесстыдное смешение, которым Зур, словно огненным клинком, резала то, что её зрители называли душой. Резала их чувства. Резала их стыд.

Татум была художником, но свои картины она писала Тьмой.

– Зачем?

– Это искусство.

– Неужели?

– Это их искусство, – уточнил Машина. – Первородные не столько поглощают мир, сколько строят свой: полное боли и дерьма подобие Проклятой Звезды, в котором они – жалкие, выродившиеся наследники, будут изображать Древних. А для того чтобы мир получился законченным, грешникам нужны все его составляющие, и в том числе – искусство. Сейчас они таранят своей мерзостью День, заставляя принимать чужое, заставляя искать добро во зле, а нормальное – в противоестественном, заставляя мириться с тем, что вызывает отвращение, и отказываться от стыда. Но обязательно придёт время, когда грешники объявят своё искусство единственным, и Театр Отражений поглотит все площадки. – Кирилл снова согнулся над ведром, но это обстоятельство не помешало Ермолаю продолжить короткую лекцию: – Попробуй представить мир, в котором есть только одно искусство – тёмное отражение. Книги, повествующие о пытках, фильмы, воспевающие унижение, картины ада во всех галереях и спектакли о педофилии. А окружающие называют это нормальным… Нет! Считают нормальным и принимают как должное.