Патрик Гейл - Заметки с выставки

— Пошли, — скомандовала она. — Позавтракать можем и в поезде. Вон он, видишь? Туда подальше, на последних платформах.

Она пошла вперед, остановившись, чтобы купить журналы, ей нужен был какой-то камуфляж, и казалось, что смотреть журнал — самое что ни на есть нормальное занятие.

Она нашла им купе, которое все еще было пустым, и, скорее всего, таким и будет, потому что до отправления оставалось буквально несколько минут. Рей отказалась отдать чемоданчик и сидела с ним в обнимку, будто там внутри было нечто такое, что она боялась выпустить из рук.

Надеясь отвлечь ее, Джоэни протянула Рей журнал и сама попыталась читать свой, рассчитывая успокоить Рей своим примером. Однако, поглядывая на нее украдкой, она видела, что Рей, неуклюже сгорбившись над чемоданчиком, переворачивала страницы слишком быстро для нормального чтения. Ну и пусть, подумала она. По крайней мере, благодаря Рей, их угол купе будет пустым и только для них. Джоэни еще не приспособилась к жизни в реальном мире, и беспокоилась, не сочтут ли ее странной нормальные люди.

Она отвернулась, глядя из окна на мужчин и женщин в поезде через платформу от них. Когда он стал отходить, у нее возникло смутное ощущение, что она сидит в том поезде, который поехал, в то время как тот другой оставался на месте. Что заставило ее вспомнить все те разы, когда она садилась здесь в поезд со всей семьей. Чтобы навестить двоюродных братьев. Чтобы посетить Ниагару. На свадьбы и похороны людей, которых она едва знала.

Желудок у нее сжимался от нервов, да и от голода, и она забеспокоилась, что ее вот-вот вырвет. Было ошибкой не захватить что-либо съестное, когда они шли через центральный зал вокзала. Вагон-ресторан может оставаться закрытым еще несколько часов. Может вообще оказаться так, что по воскресеньям он не работает.

Чтобы успокоиться, она представила, как вся эта история в один прекрасный день превратится в безумный и в то же время горький рассказ о том, как знаменитая художница Джоэни Ренсом когда-то сбежала из канадского сумасшедшего дома с чокнутой грабительницей банка с мешком бабла, и вообще без нормальных шмоток, вскочив в поезд до Манхэттена. Она знала, что будущие слушатели представят себе нечто сумасбродное и грубое: угрюмая викторианская психушка, две оборванные девчонки бросаются в открытый товарный вагон грузового поезда, направляющегося на юг. А этот легкий, почти элегантный побег вообще побегом не казался. Но он им все-таки был. И когда поезд дал гудок, она обнаружила, что от страха впилась ногтями в ладони, что кто-нибудь, кого они знали, кто-нибудь из начальства, какой-нибудь полицейский распахнет настежь дверь купе и остановит их. Или еще хуже — появится ее мать.

Она заметила, что Рей снова бормочет и трясет головой, все крепче обнимая свой чемодан.

— Рэй? — сказала она, забыв о том, что смотреть на нее надо искоса. — Что происходит? Хочешь, чтобы я положила твой чемодан в багажную сетку? Успокойся, Рей, ради меня. Посиди спокойно, пока не пересечем границу.

— Я ох! Я просто! Я просто не могу, — выговорила Рей и на этот раз на самом деле посмотрела Джоэни прямо в глаза. — Я не могу, — совсем даже спокойно, почти оправдываясь, повторила она, а затем открыла дверь рядом с собой и выпрыгнула как раз, когда их поезд тронулся. Дверь после нее осталась качаться открытой.

— Рей! — вскрикнула Джоэни.

Она уронила журнал и поспешила высунуться наружу, но дверь, когда взревел гудок поезда, прибывающего с противоположного направления, захлопнулась ей в лицо.

Рей спрыгнула на рельсы под колеса локомотива.

Где-то дальше в поезде завизжала женщина. Впрочем, скрежета экстренного торможения не было слышно. Другой поезд уже тормозил в нескольких ярдах от своей платформы, но поезд Джоэни не остановился.

Она была слишком потрясена, чтобы что-то предпринимать. Она просто сидела, уставившись на рельсы. Потом, когда вбежал кондуктор и спросил: «Кто-то выскочил из поезда, когда мы отъезжали от станции. Не отсюда?», какой-то инстинкт заставил ее солгать.

— Я…мне кажется, она сидела где-то впереди, — ответила она ему, и ей не нужно было притворяться потрясенной.

Проходя обратно вдоль поезда, он попросил ее показать билет. После того, как он пробил билет и отдал ей обратно, она расстегнула свой чемоданчик, чтобы надежно упрятать билет в маленький карманчик вместе с водительскими правами. И тут вдруг обнаружила, что с изумлением смотрит не на свои знакомые, ненавистные одежки и банные принадлежности, а на несколько кистей, бутылочку терпентина, бесполезные восковые мелки и довольно неплохой ящик масляных красок, которые Рей, должно быть, купила или украла во время одной из своих вылазок. А еще там был большущий батончик Херши, самый большой, какой только можно купить за деньги, и Библия Гедеонов, большая часть текста которой была стерта безумными комментариями Рей. Рядом лежали коричневый пакет, битком набитый двадцатидолларовыми купюрами, и зубная щетка, такая плоская и выношенная, что едва ли ее можно было использовать даже для чистки серебра.