Евгений Спангенберг - Записки натуралиста

Однажды, возвращаясь с охоты, я слез с дачного поезда и вошел в метро. Рядом со мной на поводке шел Гаудик – что поделаешь, я часто бываю рассеян.

– С собачкой нельзя,– остановил меня при входе милиционер.

Сообразив, что сделал большую глупость, я огорченно отошел в сторону. «Не пускают,– обратился я к собаке,– придется пешком тащиться. А впрочем…» Я быстро снял рюкзак, развязал его, открыл и наклонился к собаке. Молча и деловито на глазах милиционера Гаудик забрался внутрь.

– Ну, а теперь можно? – завязав рюкзак и закинув его за плечи, обратился я к милиционеру.

– С вещами можно,– едва сдерживая улыбку и пропуская меня, ответил тот.

При поездках на вокзале я могу оставить чемодан и заплечный мешок на платформе с полной уверенностью, что с вещами ничего не случится. Гаудик не допустит этого. Мне стоит только сказать собаке: «Смотреть надо»,– и пес – весь внимание. Он скромно сидит на вещах и лишь показывает зубы тому, кто вздумает подойти к багажу слишком близко.

По нескольку раз в год мы с Гаудиком совершали поездки. Весной, например, отправлялись в горы Армении, летом – в Вышний Волочек, в августе – в Крым на отдых, в октябре на Сырдарью. Холода Гаудик не боялся, но, будучи покрыт густой и высокой шерстью, плохо переносил южную жару. Я вынужден был прибегать к стрижке: низко срезал высокую густую ость и оставлял подпушь. До чего же смешон становился пес после такой операции! Темно-бурая, почти черная, голова резко разнилась от светло-палевого, почти желтого тела. Гаудик страшно боялся стрижки, первые дни чувствовал себя несчастным, стыдился своего вида и большую часть дня прятался под кушеткой. Но проходило несколько дней, и пес примирялся со своей обезображенной внешностью.

За годы наших совместных путешествий я оценил все достоинства лайки. Эту умную, выносливую собаку можно назвать жемчужиной нашего Севера и ею гордиться. Пес шел на любую дичь и легко осваивал незнакомую охоту. В горах Гаудик находил и поднимал уларов, кавказских тетеревов, на озерах ловил нелетных утят, заставлял подниматься на крылья взрослых уток, а на Сырдарье – фазанов. Он отыскивал дичь не хуже легавой собаки.

Увлекался пес охотой до страсти, но и мне помогал собирать для коллекции птиц и зверушек. Зато к себе и к своей работе требовал уважения. Обидишь его,– пес долго не может простить обиды. Но любил и ценил собаку я не только за эти качества. Гау-дик был не просто исполнительной собакой, но моим помощником и другом. Он старался помочь во всем, на что былхпособен. Какое, например, ему дело до всевозможных маленьких птичек. Ведь до того момента, как попасть ко мне, он был охотничьей собакой и прекрасно знал, что такое дичь. Прочие обитатели наших лесов и полей его мало интересовали. Но это было только вначале. Собака видела, что время от времени ее новый хозяин стрелял маленьких птичек и бережно укладывал добычу в коробку.

И вот однажды вскоре после того, как я добыл дятла, лес вдруг наполнился веселым лаем. Я поспешил туда, где лаял Гаудик: ведь он никогда не лаял напрасно. Но в этом случае я ошибся – Гаудик лаял не на дичь, а на дятла. «Да ты что, совсем одурел?» – с досадой обратился я к собаке. Лай прекратился, Гаудик виновато смотрел на меня. После этого случая пес не лаял на то, что не принято считать дичью, и лишь отыскивал застреленную добычу. В другой раз Гаудик подбежал ко мне, когда я, опустившись на колени, тщательно рассматривал гнездо маленькой птички. «Гнезда искать надо,– обратился я ко псу, указывая на гнездо рукой.– Ну-ка, подай голос!» Исполняя приказание, собака пролаяла два раза, сделала это как-то бессознательно и смотрела мне в руки, как будто я держал в них лакомый кусок. «Да нет у меня ничего,– поднес я к собачьему носу пустые руки.– Когда гнездо найдешь, тогда голос подавать надо – понял?» Собака с недоумением посмотрела на меня и еще раз обнюхала гнездышко. «Ничего не понял, дурак ты этакий!» – ласково потрепал я своего любимца и пошел дальше. На другой день – трудно поверить этому, но Гаудик нашел гнездо маленькой птички, лаем привлек мое внимание и, тыча носом, указал на куст, где находилось гнездо с яйцами. «Неужели мог понять?» Растерянно переводил я глаза с гнезда на собаку и обратно. Гаудик задорно лаял на куст и на меня, как будто стараясь показать, что ему все понятно. Тысячи гнезд осмотрел я позднее, пользуясь услугами собаки. Нашел я благодаря псу такие гнезда, которые ранее не попадали в руки ученых.