Маша Трауб - Любовь со странностями и без

– Не сможет. Я не смогла. Только сейчас пытаюсь и то – безуспешно, как видишь.

– Мы разные. Совсем. Она все держит в себе. Молчит, если что-то не так. Может дня три молчать. Я уже по потолку хожу, ну хоть бы заорала. А она молчит. Ты меня прости, что без тебя…ну тогда с родственниками встречался. Это была идея Карины. Она очень хотела, чтобы все было «как положено». Мне-то все равно, да и Кирилл не особо настаивал. А Карина все уши мне прожужжала. Ей надо было выходить замуж в большую семью. В семейный клан – с традиционными сборищами, совместными праздниками. Ей было бы хорошо. Со мной ей плохо. Она на меня обижена до сих пор за то, что я ее с мамой не познакомил.

– Если ты ее бросишь, ей станет еще хуже. Если ты сам решил развестись, то не оправдывай свой поступок.

– Что она тебе сказала?

– Ничего. Только то, что ты считаешь ее дурой. Как и Дина Самуиловна. И она очень несчастна.

К тому моменту, когда Катя с младенцем наконец вышли из дверей роддома, Кирилл был совсем пьян. Ксения сидела на ступеньках, курила и прихлебывала из фляжки Алика. Карина жалась к теще Кирилла. Алик сидел рядом с Ксенией и сумрачно молчал. Теща вцепилась в шарики так, как будто только в них находила опору. Дина Самуиловна о чем-то перешептывалась с Сергеем. И только тесть сидел в машине и читал газету. Ему было велено держать машину теплой, чтобы младенец не замерз. Он пропустил все семейные дрязги.

– И как вы его назовете? – спросила с вызовом Дина Самуиловна у молодой матери, когда та появилась с конвертом на ступеньках.

– Я подумала, может, Димой или Андреем, может, Сашей или Сережей. Так сейчас никто не называет. Редкие имена, – задумчиво ответила Катя, слегка обалдевшая при виде шариков, пьяного мужа, незнакомых женщин и незнакомых мужчин, которые дружно кричали «поздравляем».

И все вдруг замолчали.

– Лишь бы рос здоровым, – сказала Карина, с умилением заглядывая в конверт с младенцем.

– И счастливым, – добавила Ксения и икнула.

– С ума сойти, я же теперь дед, – проговорил Алик.

– Просто удивительно, как мальчик похож на мать. От Кирилла – совсем ничего. Очень красивый ребенок, – задумчиво произнесла Дина Самуиловна.

– А поехали все к нам. Я стол приготовила праздничный. На всякий случай, – предложила теща.

Кирюша торжественно взял конверт и понес на вытянутых руках к машине. Он пока не понял, что стал отцом.

Лена с дочкой Марусей собирались на день рождения Нюси – дочери своей давней подруги Кати. Лена дружила с Катей еще со школьных времен, по зову девичьих сердец, а Маруся и Нюся подружились вроде как поневоле. Девочки были ровесницами и терпеть не могли друг друга настолько, насколько их матери ценили многолетнюю дружбу. Они пытались подружить детей еще с рождения, но с годами взаимная неприязнь у тех только усиливалась. Если поначалу девочки вырывали друг у друга соски, чуть позже – кукол и другие игрушки, то к четырем годам перешли в открытое противостояние. Они дрались, устраивали битву за самокат, который норовили разобрать на запчасти, обливали друг друга соком, пока мамы не видели. Уже в том возрасте стало понятно – Нюся упертая и наступает открыто, танком. Объявляет об атаке криком. Маруся – похитрее и поизобретательнее. Портит жизнь подружке исподтишка. Тихушница. Остро чувствует обстановку – начинает рыдать в нужном месте. Нюся дольше хранит обиду, Маруся – отходчивая.

Однажды на совместный Новый год Нюся была наряжена Лисичкой, а Маруся Снежинкой. Маруся оторвала Нюсе хвост, Нюся сорвала с Марусиной юбки снежинки. За право первой прочитать стишок Деду Морозу девочки еще раз подрались – одна осталась без лисичкиных ушей, вторая без короны снежинки. Если Лена покупала подарок для Нюси, Маруся требовала себе точно такой же, а то и лучше. Если Катя покупала подарок для Маруси, Нюся закатывала истерику. Если эти две девочки не дай бог оказывались в одной комнате, то ни к чему хорошему это не приводило. Они даже рисовать вместе не могли – тыкали фломастерами и рвали рисунки друг друга.

– Перерастут, – улыбалась Любовь Михайловна, Катина мама, бабушка Нюси.

– Нет, это органическое неприятие, – отвечала Лена.

– Да, у меня тоже так часто бывало с подругами, – замечала Любовь Михайловна. – Вот так терпеть не могла, что просто органически! Особенно Светку! Она до сих пор такая, язва. Как позвонит, так я лишаюсь жизни на сорок минут! Она ведь может говорить бесконечно! Ей даже собеседник не нужен! Вспоминает всякие сплетни давних лет. А я даже не была ей подругой! Она дружила с Настей. И я дружила с Настей. Настя умерла десять лет назад, и Светка в меня вцепилась. До сих пор выясняет, кто больше дружил с Настей – она или я. Я ее и тогда на дух не выносила, ради Насти терпела, а сейчас с ума схожу. Она просто вампир какой-то. Вцепится и душу вынимает. Еще и сплетни все помнит, кто что сказал пятьдесят лет назад, кто на кого неровно посмотрел. И не скажешь же ничего грубого! Она меня со всеми праздниками поздравляет. И ведь все помнит! Даже день моего рождения! И день рождения Кати! И даже день рождения Нюси. Вот я пью таблетки, а все равно ничего не помню. Хотела что-то вам сказать важное, и забыла. Катя, кажется, кто-то звонил сегодня, но я забыла кто.