Вероника Кунгурцева - Киномеханика

Эля встревожилась: вообще-то ей не разрешают одной уходить далеко от дома, особенно вечером. И вот сегодня она уже второй раз из-за Марата нарушает этот запрет.

— Значит, сегодня тебе выпало сразу два шанса повзрослеть: и днем, и вечером, — пошутил Марат, благодушно махнув ей рукой. Всё-таки он получил от нее или выудил у нее, что не имеет принципиальной разницы, важное предостережение. Теперь, когда Адик проверит Лору и Тоню, а в их полном неведении и непричастности к разглашению злополучного намека он быстро убедится, он прямиком, минуя Элю, выйдет на Марата. Потому что неминуемо вспомнит и про Марата — тот тоже мог подслушивать из-за ширм. А что Марат пил вино — еще не стопроцентное доказательство, что он уснул мертвецким сном, едва коснувшись щекой подушки. И хотя так оно и было на самом деле, один Марат знал об этом наверняка. Адик же в самой просьбе налить вина теперь, оглядываясь назад, мог, наоборот, усмотреть попытку усыпить бдительность окружающих, разыграв роль быстро хмелеющего пьянчужки. И вновь, в который уже раз, Марату приходилось пенять только на себя. Во всём, что он предпринимал здесь, ошибка на ошибке сидела и ошибкой погоняла. Когда сам не додумываешь комбинации, за тебя их додумывают противники. Марат знал, что сильнее всего давят на психику мелочи. Когда человек роняет случайные слова и вдруг кто-то неведомый через некоторое время неожиданным образом точь-в-точь их ему повторяет, у человека помимо воли складывается впечатление, что за ним повсюду следят и ловят каждую фразу, едва она слетит с губ. Исходя из этих соображений, стараясь усилить воздействие записки, Марат и напомнил Адику его ночной каламбур. Но вор с опытом тюремного срока — неординарный соперник, и Адик, вместо того чтобы испугаться, сделал сугубо практические выводы. Он резко сузил круг поиска автора записки. Если бы в ней упоминались просто «три звездочки», Адик вынужден был бы подозревать всех пассажиров катера — любой из них, и не один, мог оказаться человеком, живущим по понятиям и разбирающимся в блатной музыке воровских иносказаний. Но несуществующий фильм с вымышленным названием «Долг чести платежом красен» был плодом индивидуальной, неподражаемой игры ума. И пришло это Адику в голову уже после катера, а именно ночью, когда он и хотел поделиться с Лорой, как с единственным собеседником, тем, что его переполняло перед наступающим днем, и в то же время сделать это так, чтобы она ни в коем случае не догадалась об истинном смысле иносказания. Без сомнения, его тщеславию льстило изящество, с каким он вписал крайне опасное содержание в шутливую аллегорию. Ее нельзя было повторить случайно — только подслушав, — поэтому Адик смело мог танцевать, как от печки, от участников последней ночевки в квартире бабы Шуры. Что касается данного Эле обещания посвятить ее в этот скверный анекдот, то оно волновало Марата меньше всего. Составить для девочки легенду «трех звездочек» убедительнее и интереснее, чем армянский коньяк или полковничьи погоны, для поднаторелого ума не составит труда. Но это после. Сейчас в кино!

Перед входом уже было многолюдно. И публика продолжала стекаться с разных сторон. Нарядные оживленные люди, без следа изнурительного дневного зноя — а ведь многие недавно покинули пляжи и еще бегали переодеваться, — подходили сверху и снизу по идущей в гору мимо кинотеатра дороге, появлялись из обступающих его домов, смеющиеся или исполненные достоинства лица показывались над верхними маршами лестницы, ведущей с площади из-под боковой стены здания к его входу. Причем добрая половина этой массы отдыхающих просто шаталась по улицам, инстинктивно тянулась в самую гущу вечерних курортных столпотворений с одной целью — себя показать и на других посмотреть. Будь они все зрителями, в едином потоке плывущими через вход в зал или кассу (а до сеанса оставались считанные минуты), Марату удобнее было бы вести наблюдение. Пока же он, прислонившись плечом к киоску «Соки — воды», чтобы не выделяться из роящейся у его окошка небольшой очереди, озирал зыбкое марево разных оттенков загара, пеструю смесь тканей, вычурных женских причесок и париков и с огромным трудом, несмотря на весь свой опыт, удерживал в поле зрения подходящих и уходящих, многие из которых оказывались отходящими и возвращающимися.