Эдуард Лимонов - Свежеотбывшие на тот свет

Хочется закричать: хотят, ещё как, победоносной войны!

А его русские войны не хотели.

Я даже и не знаю, как её звали, маму моего друга Николая Николаевича.

Обычно приезжая к Николаю Николаевичу в Строгино на обед, маму его никогда и не видел. Она лежала или сидела себе в её комнате, выходящей балконом в совсем иную сторону дома, чем вся квартира (кухня, гостиная, комната Николая Николаевича). Я представлял её обезножевшей инвалидкой, лежащей бледной под одеялом, положив сине-венозные руки поверх одеяла.

Я и не слышал её никаких-либо восклицаний, призывов к Николаю Николаевичу подойти к ней, поднести ей что-либо. Разве что только он сам несколько раз отрывался от нашего застолья и выходил о чём-то спросить мать, но за дальностью расстояния и ввиду того, что коридор к комнате матери шёл буквой Г, я ничего и не слышал, кроме того, что раздавался бубнёж.

Тут необходимо остановиться на моих визитах к Николаю, растянувшихся от времени, когда я вышел из тюрьмы, а это 2003 год, до сего времени, то есть до весны 2018 года, пятнадцать лет это вам не хухры-мухры (что такое хухры-мухры, я понятия не имею, унаследовал из отцовско-материнского запаса).

Так вот, визиты к Николаю Николаевичу. Мы с ним сдружились. У него была галерея, а у галереи не было помещения, но он обычно снимал на выставках площади и стены, где вывешивал картины художников, к которым благоволил. Когда эта практика по объективным причинам закончилась, я стал периодически приезжать к нему, и возник ритуал наших обедов.

Всё делается серьёзно. Николай Николаевич делает то ли цветную капусту, то ли, скажем, картошку с грибами, вокруг стоят огурчики-помидорчики, кавказские капусты и аджики, горит свеча, холодная водка.

Я привожу всегда одно и то же: куру гриль, купленную в большом их магазине «Первый», бутылку красного вина, виноград либо торт. И мы сидим, обедаем, сопровождая обед разговорами как о вещах обыденных, земных, так и о вещах необыденных, о палеонтологии, библеистике, геологии, древностях, окаменелостях и о параллельных мирах.

В молодости Николай Николаевич немало потаскался по археологическим экспедициям, и его квартира уставлена окаменелостями, старыми книгами, стены увешаны фотографиями его дворянских предков, выглядит как жилище шамана или прорицателя.

Так вот, однажды мы сидим, обедая и беседуя, раздался звонок в дверь.

«Это мама», – спокойно объяснил звонок Николай Николаевич и пошёл к входной двери.

Вошла хрупкая пожилая женщина в горчичного цвета пальто и шляпке, похожей на берет, на мгновение остановилась у широко открытых дверей гостиной, сказала «добрый вечер», возможно, ещё «приятного аппетита» (впрочем, я не уверен в приятном аппетите) и лёгкой походкой углубилась в букву Г коридора, ведущего к её комнате.

«Захотелось ей со старушками посидеть у подъезда, подышать», – объяснил Николай Николаевич и сел к столу. «Так… так…» – начал я, но не сумел сформулировать своё изумление. Я хотел сказать, что считал его мать совершенно прикованной к постели, оказалось, нет.

Лето мать Николая Николаевича проводила у младшего сына, у брата Николая Николаевича, а зимой переселялась в Строгино к старшему.

Когда она появилась чудным видением легконогой дамы в горчичном пальто, ей уже было лет девяносто.

Через некоторое время после этого появления Николай Николаевич как-то пожаловался мне, что мать становится все более капризной.

Потом у Николая Николаевича нашли рак крови. Долгая и изнурительная попытка вылечить его закончилась успехом. Но, видимо, испытаний, выпавших на его долю, было судьбе недостаточно. Избавившись от рака (ему кололи стволовые клетки, и стоило избавление страшно дорого, что-то свыше четырёх тысяч рублей ежемесячно), Николай Николаевич подвергся ещё более серьёзному сердечному удару, да такой силы, что сердце ему разорвал в клочья. Только 25 % сердца функционировало.

«Вы живы? Как вам это удаётся? – спросила его циничная докторша-профессорша. – По всему вы должны были умереть». Ему предложили операцию на открытом сердце, предупредив, что шансов у него немного – 50 % на то, что выживет. Ну и столько же на то, что умрёт.

Когда сделали операцию, он выжил. Только шансов у него оказалось ещё меньше, чем ему обещали. Из трёх пациентов в палате, где его готовили к операции, выжил только он. Один получил кровоизлияние во время операции, ещё один умер после операции от осложнений.