Жужа Тури - Под одной крышей

— Наконец-то пришли! — Он привстал на носки, обнял жену, прижал так, что у той кости хрустнули, громко чмокнул в обе щеки. Обрадовался и Мари. Пока женщины распаковывали вещи, он, не умолкая, болтал:

— Я собрался было идти на берег, чтобы встретить вас, но вдруг подумал, что мы можем разминуться и вы не застанете меня дома! А главное, я не знал, откуда вы появитесь: с моста или с берега и в каком месте. Решил так: если к вечеру ты не вернешься, разыщу где-нибудь лодку, переправлюсь на ту сторону и через какой-нибудь час приду тебе на выручку. Только подумал это, как вдруг звонок.

Лаци — слесарь-водопроводчик Ласло Ковач — одет в темно-синий комбинезон, брюки сзади висят, пиджак весь засаленный; свои слова он сопровождает выразительными жестами, словно выступает перед многочисленной публикой. Степенная Луйза видит в этом свою прелесть. Она не удивляется тому, что муж до сих пор не поинтересовался, как она добралась до Буды, как нашла Мари и каким образом вернулась обратно, а лишь уверяет, что он «даже ночью пошел бы» за ней, что ему это «раз плюнуть», поскольку он хорошо умеет плавать. Тем не менее он, дескать, очень рад, что они пришли, «без женщины в доме пусто, а тут сразу две, как же не радоваться!» Поток его слов нескончаем.

Мари выложила постельное белье, осмотрелась. Дворницкая примыкает к сводчатым воротам: кухня и комната, обе большие, с зарешеченными окнами на улицу. Кухня — настоящий склад: тут и старые «буржуйки», и инструменты, и разбитые раковины, возле стены унитаз, бидоны из-под керосина, бутылки, два бочонка; у окна длинный стол, на нем свалены в кучу ржавые инструменты, в одном углу пенек с всаженным в него топором, на полу поленья, строганые и нестроганые доски; между дверью в комнату и окном небольшая плита, труба от нее выведена через окно во двор. Лаци рассказывал, как он провел день: сварил картошки, нарубил дров, потом подумал, не напечь ли Луйзе оладьев. Возни с ними немного, а с дороги, что ни говори, человек здорово проголодается. Мари заглянула в комнату. Там все было по-прежнему: у внутренней стены, напротив окна, рядом две кровати темного цвета, накрытые зеленым репсовым покрывалом, над ними большая икона богоматери; возле кроватей стол, на нем такая же репсовая скатерть, три стула, четвертый, со сломанной ножкой, приставлен к стене; перед окном столик, кресло; по обе стороны от двери два шкафа — один платяной, другой для белья. К счастью, хоть у Луйзы шкафы уцелели и ей не нанесен такой серьезный урон, как им, Мари и Винце, лишившимся своего гардероба. В одном углу треножник, на нем яркая салфетка и в огромной стеклянной вазе маки, как живые! Их оставил Луйзе много лет назад один жилец. Полдома снесено бомбой, а маки и ваза уцелели! Рядом с треножником коричневый сундук, накрытый дорожкой, в нем Луйза держит грязное белье.

— У вас и окно не замуровано? — всплеснула руками изумленная Мари.

— Конечно! Котелок у меня пока еще варит. — И Лаци похлопал себя по лбу. — Наружные рамы я отнес в подвал, думаю, обойдемся с одними внутренними, а случись что — поставлю. Во всем доме только у меня и уцелели. И квартира тоже… у других то простенок вышибло, то потолок протекает.

— Где положим Мари? — спросила Луйза.

— Решай сама. Ну, вы тут устраивайтесь, а я еще малость поработаю.

Он вышел на кухню, долго возился с зажигалкой, наконец прикурил сигарету, захлопнул за собой дверь, и голос его уже доносился снаружи:

— Вернулась моя жена, со свояченицей, привела ее из Буды.

— Хорошее дело, господин Ковач! Как там живут, в Буде? — поинтересовалась какая-то женщина.

— Известно как, на ладан дышат, бедняги…

Мари прикрыла рот рукой и тихонько засмеялась, Луйза покачала головой. Ох и болтун же этот Лаци! Теперь пойдет всему дому рассказывать «последние новости» о Буде, тогда как его самого положение там совершенно не интересует.

Сестры выложили вещи из корзины и фибрового чемодана, Луйза застелила свою кровать принесенным постельным бельем, на ней будут спать Мари и она, а Лаци ляжет на своей.

— Спеку ему оладьев, — сказала Луйза, — а ты ложись.

— Нет, я помогу.

— Полно, сама управлюсь. Чего тут помогать: немного муки, соли, соды — и все дела. Теперь у меня и подсолнечное масло есть, через десять минут будут готовы.

Она закрыла за собой дверь, и Мари на мгновение охватил страх. Она осталась одна, за окном темно и… нет, нет, здесь светло: на столе горит керосиновая лампа, из кухни доносится плеск воды.