Олег Петров - Тринадцать подвигов Шишкина

Вот ведь эта такая дурацкая черта в характере Саши Шишкина: комментировать выступающих. Иногда, на потеху компании, он это проделывал вслух. Негромко, для узкого круга приятелей по студенческой скамье, сидя на последнем ярусе аудитории во время очередной лекционной нудистики.

– …чтобы из вас, дорогие ребята, выросли достойные граждане нашей Родины, сознательные строители мечты всего прогрессивного человечества – коммунистического завтра!..

Голос директорши мужал и крепчал. Шишкин-младший тем временем, стараясь не слишком вертеть головой, изучал лица коллег и прочих сельчан. А где, кстати, «поставленный на вид» Баррикадьевной наш армавирский друг?

Шишкину-младшему внезапно захотелось проверить своё вчерашнее наблюдение. Ага, вон он. Самозабвенно внимает пламенной речи директрисы. Мо-ло-дец! Так держать!.. «Долой этот злой сарказм! – приказал себе Александр. – Обратитесь к собственному облику и моральным качествам, товарищ! Снобизм урбаниста-потребителя, которым вы пропитаны, никогда не позволит вам стать полноценным строителем мечты всего прогрессивного человечества… Гусь аграрию не товарищ… И всё-таки… Показалось вчера или нет?» Шишкин-младший вытянул шею и ухмыльнулся. Так и есть! Вечно взволнованная Клавочка, конечно, рядом. С армавирским товарищем. Что и требовалось доказать! Ай да Дюймовочка!

– …мы убеждены, что наши дорогие выпускники со всей ответственностью совершат свой последний путь по школьной тропинке и с чистой совестью, основательным багажом знаний, полученным в средней школе, выйдут на большую дорогу взрослой жизни…

«Круто!» – восхитился Шишкин. Волдырь на пятке не наглел, что наконец-то позволило полностью погрузиться в атмосферу праздника. – «Круто! Итак, десятый в полном составе отправился в последний путь. На большую дорогу! Кто они? Мёртвые с косами или романтики с большой дороги? Что-то тут директриса не додумала… И те и другие имеют, вообще-то, мало отношения к строителям коммунизма… Однако не кажется ли вам, дорогой Александр Сергеевич, что ваше препарирование директорской напутственной речи начинает попахивать форменным издевательством над заслуженным педагогом, да и вообще откровенно воняет антисоветчиной? Стыдитесь, молодой человек! Если тебе комсомолец имя – имя крепи делами своими! Не так ли, милейший?..»

Повторно себя заклеймив, Шишкин вынырнул из внутреннего монолога довольно вовремя.

– …искренне рады видеть в наших рядах Александра Сергеевича и Сергея Александровича. Мы убеждены, что они – достойное пополнение педагогического коллектива и преумножат добрые традиции нашей школы. Поприветствуем их, дорогие дети и уважаемые родители, пожелаем успехов в нелёгком, но почётном, нужном и благородном учительском труде!

Очнувшийся Шишкин увидел устремлённые на него со всех сторон любопытно-изучающие взгляды. Он покраснел и зааплодировал первым.

Шквал оваций снова перекрыла зычная медь директорского голоса:

– Почетное право первого звонка нового учебного года предоставляется ученику десятого класса, выпускнику, звеньевому школьной бригады сенокосчиков, оказавшей этим летом большую помощь нашему колхозу, Степану Медведеву и нашей первокласснице Светочке Бородиной! Сте-па-ан!

К крыльцу, переваливаясь с ноги на ногу, не спеша вышел здоровенный увалень в чёрных брюках и белой рубашке. Он неловко повернулся к собравшимся и достал из брючного кармана латунный колокольчик на деревянной ручке. Застыл на мгновение, потом недоумённо обвёл глазами собравшихся. Повернувшись в пол-оборота к директрисе, спросил:

– А где она?

В наступившей тишине раздался тонкий плачущий голосок:

– Ба-а-ба! Я ево бою-у-уся!

Прямо по центру в толпе возникло движение, расступились родители, сломалась линейка какого-то класса – белый верх, чёрный низ, кружевные передники, буйное красногалстучье и капроновые банты, – и перед всеми предстала внушительная, раскрасневшаяся Мария Поликарповна Лапердина с ревущей у неё на руках внучкой-первоклашкой. Пышный и замысловатый бант бело-прозрачного капрона на голове плачущего создания по размерам вполне конкурировал с десантным парашютом.

Из-за спины супруги-бабушки робко выглядывал супруг-дед, Иван Терентьевич, суровый школьный завхоз, напрочь лишенный этой самой суровости. Скорбное лицо Терентьича было искажено страданием сопереживания испуганной внучке. На левом плече завхоза, принарядившегося в чёрный шевиотовый костюм времён железных сталинских наркомов, болтался яркий, играющий весёлыми рисунками и катафотами ранец. Обеими руками Терентьич прижимал к груди роскошный букет явно не чмаровской цветочной селекции.