Кэт Кроули - Любовь в каждой строчке

В туалете Фредерик. Он замечает, что я расстроена.

– Прости, что вмешиваюсь, – начинает он в своей вежливой, официальной манере. – Все ли у тебя в порядке?

– Нет, – мотаю я головой.

И прямо там, на пороге туалета, все ему рассказываю. Как наврала Джордж и как теперь вынуждена причинить ей боль. Я не надеюсь, что Фредерик что-то поймет из этого потока слов, ведь я говорю и плачу одновременно, но он кивает и слушает, а потом еще рассказывает о своей жене Елене.

– У нас здесь давным-давно был цветочный магазин.

После всех событий мне тяжело осмыслить эту информацию.

– Вы с ней жили и работали здесь?

Он кивает, а я вдруг понимаю: ведь не было и дня, чтобы он сюда не пришел.

– Я никак не мог привыкнуть к тому, что ее нет. Здесь все напоминало о ней. Это было невыносимо. Я никому о ней не говорил. Врал всем, чтобы не задавали вопросов. Продал магазин, почти даром его отдал, мне было все равно. Хотел сжечь здание и однажды даже решился, но Елена не позволила.

– Вы ее видели? – удивляюсь я. – Видели ее призрак?

Он кивает и совершенно серьезно смотрит мне в глаза.

– Я не сомневаюсь, что это она все время задувала спичку.

Я устала плакать, и пора возвращаться к Джордж, но я все стою с Фредериком. Он снова потеряет свой магазин…

– Я не знаю, как ей сказать, – говорю шепотом.

– Начни с того, что она была любима.

Так я и поступаю. Чтобы нам никто не мешал, мы устраиваемся на улице возле магазина.

– Это Кэл, – повторяю я. – Это был Кэл.

Как можно мягче я сообщаю ей о его смерти. Она глядит в беззвездное небо.

– Он умер почти год назад.

Я жду, что она расплачется, разозлится, но Джордж только сильнее сжимает мою ладонь.

– Как это случилось? – спрашивает она, и я сбивчиво начинаю рассказывать.

Описываю его на пляже, в маминой шляпе и огромных солнечных очках.

– Мы с мамой говорили о будущем. Моем будущем. Обсуждали, в какой университет мне пойти, в каких лучше всего преподают биологию морской среды. Кэл отложил ручку, снял шляпу и очки и побежал к воде. Он звал меня плавать, но я осталась на берегу, продолжала болтать с мамой.

Многие не знают, что люди тонут тихо. Кэл был таким хорошим пловцом, что нам и в голову не приходило за него беспокоиться. Мы с ним часто заплывали очень далеко. Купались даже ночью, иногда в опасных местах. Казалось, все хорошо. Как могла случиться эта беда, ведь океан был таким спокойным? Он тонул, пока я спрашивала у мамы, можно ли мне проколоть пупок. Она разрешила и спросила, как это делается. Он тонул, пока я отмахивалась от мухи. Пока смотрела на качающиеся деревья. Представляла, как занимаюсь любовью с Джоэлом. Зарывала в песок большой палец ноги.

– Мы пытались его спасти, – продолжаю я, – вынесли на берег.

Я не рассказываю Джордж, как мама вдруг вскочила и стала всматриваться в воду. Как я усмехнулась и спросила, что произошло. Думала, Кэл прикалывается.

– Я не вижу его, – сказала мама, быстро стягивая с себя платье.

Потерянные секунды до сих пор не дают ей покоя. «Зачем я снимала одежду?» – говорила она бабушке. Вместо всех этих историй я утешаю Джордж. Говорю, что Кэл умер в месте, которое очень любил. Что все случилось быстро. Что в тот день он писал, скорее всего, ей.

Я рассказываю о его мечтах: он представлял, как будет нырять в Мексиканском заливе, в Зеленом каньоне. Он хотел увидеть животных, которые обитают очень глубоко – там, куда не доходят лучи солнца.

Потом мы с Джордж идем к машине. Я достаю из багажника коробку, мы садимся прямо на асфальт и открываем ее. Там журналы, комиксы, маленький глобус, который я когда-то подарила брату на Рождество. Ключ от велосипедного замка, монетки, очки для плавания и перочинный ножик. Библиотечная карточка, CD. Наверное, Джордж удивляется, зачем бабушка отдала мне весь этот хлам. Но эти вещи мне дороги: они – жизнь Кэла. Я буду хранить эту коробку до самой смерти.

В журнале, как я и думала, лежит письмо для Джордж. Сразу отдаю ей, и она читает его вслух. Кэл любил Джордж, она отвечала ему взаимностью – это главное.

Я смотрю в небо, засвеченное фонарями, но все равно нахожу на нем звезды.

Письмо прекрасное и смелое. Я уже не сомневаюсь, что Генри прав: у меня совершенно неверное представление об устройстве мира. Самое важное – жизнь. Кэл это понимал и жил ярко до последней секунды. Надо признаться Генри во лжи: я все-таки люблю его.

Прежде чем уехать, спрашиваю Джордж:

– Может, позвать Мартина?