Николай Коняев - Пригород

Эти сучья Марусин пилил на веранде, а потом колол на мелкие щепки, и ими топил печь. Забота о тепле отнимала у Марусина большую часть суток. Иногда посреди ночи Марусин принимался стучать топором, но теперь никого уже не беспокоил шум — опустел этот старый, назначенный на снос дом.

Перебралась к сыну тетя Рита; уехал в свою Африку — Марусин получил от него письмо — Прохоров. И словно на смену ему вернулся в городок помилованный муж Матрены Филипповны, но и они уже не жили в доме — перебрались в новую квартиру. Исчез куда-то Пузочес…

Растопив печь, Марусин часами сидел у раскрытой дверцы и, наблюдая за языками пламени, думал…

Иногда он доставал обрывок разысканной на складе макулатуры книги и читал ее. Тревожным и смутным светом была прохвачена эта книга.

«В горах и далеких окрестностях кто-то стрелял, уничтожая неизвестную жизнь…»

Марусин откладывал книгу и подходил к окну. По ночам на пустыре какие-то люди жгли костры, и в багровом тревожном свете метались смутные тени.

Оттуда, с пустыря, однажды и пришел к Марусину Пузочес. Он был вместе с Наташей.

— Во! — похвастался он. — Моя жена.

— Поздравляю… — сказал Марусин. — А живете где?

— О! — сказал Пузочес. — У нас квартира.

— Да… — подтвердила Наташа. — Замечательная квартира. И все свое: и комната, и кухня, и коридор, и ванна, и туалет.

— А как это вам удалось? — улыбнулся Марусин.

— Случайно… — сказал Пузочес. — Меня же не то что в училище, а и в армию не взяли. По зубам не прохожу.

— Я про квартиру спрашиваю… — снова улыбнулся Марусин.

— Да ну… Чего тут интересного. К нам Кандаков приезжал на фабрику, когда статья твоя вышла. Вызвали Наташку и говорят: пишите заявление на квартиру… Ну вот и живем теперь в новой квартире. Кстати, на одной площадке с Матреной Филипповной.

— Подожди… — остановил его Марусин. — Какая статья?

— Ну как какая? — удивился Пузочес. — Которую в московской газете напечатали… Да она у меня с собой…

И он вытащил из кармана сложенную в четвертушку газету, в редакцию которой Марусин отправил несколько месяцев назад свою статью «Обман под аплодисменты».

— Оставь газетку… — попросил Марусин. И когда ушли гости, принялся за чтение.

Вначале ему показалось, что статью сильно сократили, но, вытащив машинописную копию и сравнив с газетным текстом, удивился — статья была напечатана почти без правок.

Марусин задумчиво посмотрел на огонь.

Ну да… Прошло столько времени…

Машинально Марусин скомкал газету и сунул в печь.

Газета вначале пожелтела, потом сразу вспыхнула ярким огнем и тут же рассыпалась черными хлопьями.

1980 г.

Никто не знал, что произошло… Уцелевшие дражненцы говорили о случившемся шепотом и прятали друг от друга глаза. Потом кто-то догадался назвать э т о «пожаром», и все сразу поверили в п о ж а р ы. Так и говорили: «до пожаров», «после пожаров», хотя прекрасно знали и помнили, что не было никаких пожаров.

Просто стоял рядом огромный город, а теперь тянулись до горизонта пепельные руины… Уцелело всего несколько зданий, да еще, самые близкие к Дражне, корпуса завода тракторных двигателей. Черные стены словно бы придвинулись к поселку — таким нестерпимо прозрачным сделался после пожаров воздух.

Дражненцы боялись мертвого завода. Если в городские развалины изредка они все-таки ходили, то на завод — никогда. Озираясь по сторонам, они рассказывали друг другу, что во время пожаров погибла только часть смены, а остальные… ну, в общем, остальные… Говоривший замолкал и зачем-то начинал жутковато подмигивать своему собеседнику.

Что случилось с остальными, никто не знал. Знали только, что с завода еще никто не вернулся. Иногда из-за черной стены доносились странные, похожие на плач звуки. Пережившие пожары дражненцы уже привыкли к ним, но дефективные — так звали родившихся после пожаров — срывались с места и, тихонько поскуливая, бежали на голос завода. Больше в поселке они не появлялись, если не считать, конечно, карлика со свисающим до самой земли животом. Но карлик и жил-то не в гараже, как остальные дефективные, а в заброшенной усадьбе Лапицкого, где даже топил иногда печи. Кроме того, передвигаясь, он поддерживал руками живот и, конечно, угнаться за собратьями не мог, отставал от них по дороге…