Николай Коняев - Пригород

— Хлопцы! — бухнувшись на колени, Фрол покаянно ударил себя кулаком в грудь. — Это не я… Это теща-сука меня попутала!

Стоя в кузове на коленях, Фрол возвышался над всеми, и, как бы с подмостков, звучало это покаяние.

— Она! — кричал Фрол. — Это она, с-сука! Она недоноска своего женит! Вот и забрала на свадьбу!

— Ах, так, значит, все-таки теща! — проговорил рабочий. — Ты смотри, какая она у тебя нехорошая женщина. А ты, значит, ни при чем?

— Да я! — Фрол ударил себя кулаком в грудь так, что из глаз брызнули слезы. — Да я, ребята!..

Он смолк, утирая рукавом глаза.

— А и то ведь… — проговорили из очереди. — Бывают такие паскуды тещи, что и не колбасу украдешь.

И вздохнули о чем-то своем…

Фрол мгновенно уловил перелом в настроении.

— Хлопцы! — закричал он. — Чтоб мне гадом быть, если еще такое случится.

— Ладно, — взглянув на часы, проговорил пожилой литейщик. — Меня там ребята заждались, а тут, я чувствую, до утра не разобраться. Давай там… — он сунул Фролу пачку талонов. — Давай, что есть.

— Ребята! — Фрол мгновенно вскочил и схватился за ящик. — Берите сами, ребята, кому сколько нужно. И колбасу тоже берите! Всю заберите у этой суки! А ящики там поставьте и сами берите!

Романеня снова запел про часовых Родины, которые стоят на высоких берегах Амура, когда из зараздевалья послышался странный шум. Не спеша, Романеня поднялся и зашагал туда. Зараздевалье было заполнено рабочими в спецовках, а на столе Сергеевны стоял Термометр и, как на митинге, торжествующе тряс поднятой над головой палкой копченой колбасы.

— Братцы! — вопил он. — Вот колбаса, которую у работяг воруют!

— Алкоголик! — кричала Сергеевна. — Фашист! Тебя уже с работы за пьянку выгнали, а ты все еще здесь! Сейчас я милицию вызову!

— Да… — задумчиво проговорил Русецкий. — Милицию, конечно, надо. Акт будем составлять.

Он стоял в стороне, и слова его прозвучали веско.

— Какой еще акт? — спросил один из рабочих.

— Какой положено! — сурово сказал Русецкий. — Акт об изъятии.

— Я тебе покажу акт! — Сергеевна бросилась на Русецкого. — Алкоголик! Фашист! Да, может быть, ты сам и подсунул мне эту колбасу!

— Так ты толком скажи! — вмешался Романеня. — Твоя это колбаса или нет?

— Нет! — закричала Сергеевна. — Нет!!!

— Значит, моя! — коротко резюмировал Романеня. — Держите, ребята. — И, схватив со стола сумку, он бросил одну палку высокому рабочему, другую — к дверям, где ее благополучно поймал Русецкий. Еще одну — в сторону Лапицкого, и снова — Русецкому.

— Делите ее, ребята! — сказал Романеня. — По-честному. А если кому не хватит, делитесь с товарищами. Вот так…

И, переломив о колено еще одну палку, половину ее сунул в чью-то руку, а другую — в свой карман.

Через минуту зараздевалье пустело. Ни колбасы, ни рабочих не осталось здесь.

Сергеевна подняла с пола сумку и заглянула в нее. Сумка была пуста.

— Бандиты! — взвизгнула Сергеевна и сразу, словно в этот крик ушли все силы, надломленно опустилась на стул. — Это ж ведь грабеж форменный!

— Грабеж… — добродушно согласился Лапицкий. — В милицию, может, заявить, а?

— Сейчас… — сказала Сергеевна. — Ну, сейчас я им устрою!

И она схватила телефонную трубку.

— Промышленная! — закричала она. — Когда вагоны дадите?! А нам сейчас надо! У нас литейка остановилась — силумина нет! Мы в управление дороги звонить будем! Сейчас! Немедленно! Нет! Нету у нас времени, нет!

Не помнила Сергеевна более страшных ночей, чем эта…

Всхлипывая, она задремала, опустив голову на пустую, но все еще пахнущую колбасой сумку. И привиделось ей, что догадалась она вызвать из дома дочку и та приехала на завод и увезла сумку. И пришла Сергеевна утром со смены, а вся семья уже сидит за столом, и у каждого в руке по куску колбасы.

Резкий звонок с Промышленной станции бесцеремонно ворвался в это счастливое видение.

Сергеевна открыла глаза.

Не было дома, не было семьи. Унылые стены зараздевалья окружали Сергеевну, а напротив сидел охранник Лапицкий и, сжимая в кулаке палку копченой колбасы, старательно жевал ее, задумчиво глядя на весовщицу.

Все еще не понимая, проснулась она или просто так жутко изменился сон, Сергеевна тряхнула головой, но тут — резкий! — снова раздался звонок, и она схватилась за трубку.

— Спите там, что ли? — раздался в трубке раздраженный женский голос — Силумины вам подаем.

— Спасибочки… — пропела Сергеевна и, повесив трубку, злобно взглянула на Лапицкого. Но, видно, и впрямь, ей померещилось: скромно сидел тот, глядя на нее, и никакой колбасы не ел.