— Вот! И он так говорит.
— Покайся!
— Иди в жопу! Если бы это помогало, я бы покаялся. Только не то это всё. Не становится мне от этого легче. Я уже и исповедовался, и причащался. Не чувствую я божьей благодати. Не сходит на меня озарение, осознание и покой. Значит, не в том направлении копаю. Я сам себя понять не могу. Настолько это мне чуждо и отвратительно, что совершенно себя уважать перестал. И смириться не получается. И оправдать себя никак. Так и болтаюсь, как говно в проруби. Пью, забываюсь, болею и вновь выныриваю посреди этого смрадного болота бытия. И так по кругу до бесконечности…
— Ну ладно! Только до пенсии! — напомнил мне бодрым голосом Петя.
— Да! Если я раньше умом не тронусь. Или не сопьюсь. А скорее и то, и другое. Или одно на фоне второго. В совокупности симптомов, как говорит наш доктор Манин, начальник медслужбы.
— А как же то, что я тебе посоветовал? — Петя разлил первую «баклажку» до конца и с шипом откупорил следующую.
— Это помогало. Спасибо тебе. Только, как и любое сильнодействующее средство, оно работает эффективно лишь определённое короткое время. Потом идёт привыкание и дозу надо увеличивать.
Мы говорили с ним о том, что когда-то незапамятно давно, месяца три назад, в пик моей активности с физическим уничтожением преступного элемента по постановлению Верховного совета, я дошёл до ручки очень быстро. И вот тогда, в такой же пятничный вечер, я и признался Пете во всём. Рассказал ему о своём новом нюансе работы на высокой должности, не взирая на запреты и циркуляры. Я в обязательном порядке, при вступлении в должность оставил расписку о неразглашении в нашем Особом отделе. И никому из непосвящённых ничего не сообщал. Да только Петя не просто рядовой непосвящённый. Мы с ним дружим с самого раннего детства, мы с ним огонь и воду прошли, вместе не разлей вода. Он не просто там, здравствуй-досвидания, он больше, чем друг. Он почти, что брат мой молочный, образно выражаясь. И никогда у нас друг от друга секретов не было. Всегда он был со мной честен и откровенен, и я не имел повода в этом усомниться. В свою очередь платил я той же монетой и никогда об этом не жалел. Не продаст меня Петя и не выдаст праздному сексоту, просто так, по болтливости и легкомыслию. Да что там! Он даже жене своей ни слова не сказал. Не те тут тектонические плиты лежат в основе, чтобы их такие лёгкие толчки и подначки раздвинули и сломали. Доверяю я ему, как самому себе. Поэтому и рассказал всё, ничего не утаивая и не увиливая в общие обтекаемые фразы. И никому более. С мозгами-то у меня как раз пока всё в порядке, хоть и думаю я про безумие, как про избавление. Не дадут мне такой лёгкой лазейки высшие силы. Не та игра идёт.
И Петя, как я и полагал, всё понял и принял. Всё правильно понял и достойно принял. И, по своей парадоксальной природе, чему я всегда удивлялся, дал мне дельный совет. Тут надо сказать, что про мой высокий гуманитарный склад ума он говорил всё верно, в восхитительном тоне. Я не то, чтобы считаю его интеллектуально ниже, нет, ни в коем случае. Просто у нас с ним способы мышления разные. И нельзя сказать, что один хуже и ущербней, а другой продуктивней и лучше. Просто они разные, как паровой котёл и бензиновый мотор. Опять сравнение выходит некорректным, но хороший паровоз может и обогнать пердячий автомобиль. Не в том дело. Просто, там, где я буду долго анализировать, прогнозировать, строить дедуктивную схему, пусть и ведущую к правильному выводу, он сразу рубанёт с плеча. И, что парадоксально, но закономерно, интуитивно и точно попадёт в самую суть. Я всегда завидовал этой его способности. А он восхищался недоступным ему высоким полётом моей непростой велеречивой мысли.
Так вот. Первым его советом было стандартное: относись к этому равнодушно, как к неприятной обязанности. Не думай об этом и не бери в голову. Ага! Не думай о белой обезьяне! Это не прокатит. И я сразу отмёл столь поверхностное предложение. И тогда Петя и выдал гениальное: «А ты пообщайся с казнимым. Прощупай его! Чем он дышит, чем живёт? Спроси его, как он дошёл до такого? Какие у него мотивы и вообще, что он себе думал? И что думает по этому поводу теперь? В общем, заставь его самого прочувствовать свою вину и понять, что наказание для него теперь есть искупление, и идти к нему надо как к избавлению».
И я начал беседовать с обречёнными. Вернее, они получали приговор, но всегда ожидали решения по апелляции. А вдруг, прокуроры и судьи, комиссия по помилованию, передумают и снимут страшный диагноз острого избытка свинца в организме? А это занимало порой длительное время. До шести месяцев. Хотя теперь бюрократическая машина под напором реформ закрутила свои жернова бодрее, укладываясь в месяц-два.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу