Виктор Пелевин - Тайные виды на гору Фудзи [litres]

– Ну-ка, говори, как это выглядеть будет. Чтобы знать, если начнется. Только без санскрита.

– Это не санскрит, это пали.

– Мне похуй. Говори коротко и ясно, по-русски.

– Ну, если своими словами… При продвижении в более высокие ньяны сначала будет плохо. Вот как сейчас, и даже хуже. Может быть, намного хуже.

– Да куда еще хуже? – застонал Ринат. – В каком смысле?

– Ну, сейчас у вас еще некоторая ясность есть насчет происходящего. Вы его описать можете. Это, к сожалению, уйдет. Будет страшно и смутно. Все будет восприниматься, так сказать, в сугубо негативном ключе. Ничего – вообще ничего – не будет радовать душу… Возможны болезненные телесные переживания.

– Какие?

– Например, что вас пронзают пиками. Что тело превращается в камень и так далее. Умственные состояния тоже неприятны – например, описывается скука такой интенсивности, что она больше напоминает боль. Естественно, будет возникать постоянное желание прекратить медитацию… Впрочем, в вашем случае такой проблемы нет – вы же не медитируете. Дукха-ньяны развиваются спонтанно… Даже не знаю.

– А дальше?

– А дальше, как я уже сказал, вернется покой и душевное равновесие, а следом – первое переживание ниббаны.

– И вместо утраты собственности, – подвел итог Юра, – получим утрату собственника. То есть сначала очень херово, потом совсем херово, а потом вообще пипец. Так?

Буддолог кивнул.

На несколько минут в бильярдной установилась тишина.

– Давай, может, Герману позвоним, – сказал я хрипло, – объясним, по какому обрыву ходит.

– Да хуй с ним, с этим Германом, – махнул рукой Юра, – пусть он хоть на всю голову упадет. Нам-то что…

Он повернулся к буддологу.

– А если не двигаться к этой самой ниббане? Что тогда?

– Медитатор может надолго застрять в негативных состояниях. На годы и даже десятилетия. Подобное называется «Темной ночью духа». Это не эксклюзивно буддийская проблема. Об этом, например, писал Сан Хуан де ля Крус… Метафора Христа в пустыне тоже, в сущности…

– Деньги сохранятся? – перебил Ринат. – В смысле, собственник?

– Да. Но вряд ли принесут в таком состоянии много радости.

– Уй, – простонал Ринат. – Как же мы попали…

– Кончай скулить, – сказал Юра сурово. – Мужики мы или нет?

Он повернулся к буддологу.

– Есть хоть какой-нибудь выход? Ведь должен быть?

Буддолог подумал.

– Движение к ниббане – это путь, так сказать, вверх. Но должен оставаться и путь вниз. Если полностью прекратить медитативную практику, отказаться от духовной ясности… Сверзиться, так сказать, назад в пучину омрачений, из которых перед этим удалось вынырнуть… Если подобное происходит до вступления в поток, считается, что медитатор теряет свои духовные завоевания и возвращается к обычному психическому состоянию неразвитого мирянина.

– А из-за чего это происходит?

– Из-за нарушения заповедей и моральных правил.

Юра поднял с бильярда кий, взял его двумя руками, как самурайский меч – и нежно опустил Дамиану на плечо, словно примериваясь рассечь того надвое. Дамиан и так уже имел бледный вид, а тут прямо позеленел.

– Хорошо, – сказал Юра. – Дамиан, вы с Михаилом Юльевичем прямо сейчас все бросьте и проработайте вопрос. Если надо, подключите других специалистов. Составьте полный список опций. Полный. Что надо делать, чтобы эта гадость кончилась. И дай тебе Бог, Дамиан, чтобы мы выздоровели. Потому что тогда, может быть, ты останешься в живых. Хотя до конца я в этом уже не уверен…

Жизель открыла дверь, и Таня вошла в квартиру. Они по-сестрински чмокнулись, и Таня стала раздеваться.

– Кларисса там, – прошептала Жизель, кивая в сторону комнаты с проектором. – Смотрит монтажный материал.

– Может, на кухне подождать? – так же тихо спросила Таня, снимая сапоги.

– Почему, – ответила Жизель. – Зайдем. Уже кончается…

В комнате для занятий было полутемно. Работал проектор.

На кушетке лежала темнокожая молодая женщина: короткая стрижка, сжатые кулаки, напряженно выгнувшееся мускулистое тело. Она не обратила внимания на вошедших в комнату.

Проектор показывал картину «Неравный брак». Из динамика летел гневный женский голос:

– Пост-христианские страны, духовная культура которых укоренена в лицемерии, запрещают уличную проституцию для бедных – но великосветскую проституцию для богатых, эту скупку женской красоты толстосумами, не смеет запретить никто. На этом фундаменте покоится любая буржуазная патриархия, к какой бы политической трескотне она ни прибегала… Социально-эстетическая норма нашего мира – обрюзгший старый урод рядом с юной красавицей… Неравный брак сегодня так же неравен, как в девятнадцатом веке, когда была создана картина Василия Пукирева. Мало того, он стал еще неравнее, потому что самец чаще всего уже не утруждает себя самой процедурой брака, юридическими или церковными обязательствами! Вместо этого женщину просто нанимают по контракту. В сухом остатке только неравенство, неравенство в чистом виде…