Юрий Любопытнов - Озеро призраков

Сержуков задрал голову, оглядел вершины лип на улице, раскидистые кроны старых вётел.

— Обыкновенный день… Какая красота, — сказал Борзов и кинул взгляд на Мишкино имущество: лопату в засохшей глине с отполированным до блеска черенком, ржавый подпилок, торчавший из смятого кармана пиджака.

— Чтой-то у тебя лопата такая замурзанная? — спросил он. — Вон возьми у меня, счас принесу. Из нержавейки. Пятёрку отдал за неё. А у тебя барахло. Надорвёшься такой копать.

— Э-э-э, — протянул Мишка, перехватывая в руке лопату. — Знаю я твои. Только и радости, что блестят. Нержавейкой огороды копать, да и то лёгкую почву. Тупится она по-страшному, да и съедает её земля быстро. Земляные работы надо делать лопатами чёрной стали. Я весь свой век с землёй, колодцев сколько выкопал, погребов, траншей… Собаку на этом деле съел. А нержавейка твоя так — тьфу. Я знаю, как работать.

Как работать, он знал. Докурив «Приму», забросив окурок, поплевал на руки и выкинул первый штык земли. Копал Мишка обыкновенно, без заковыристых приёмов, но дело шло споро и сноровисто. Когда пошла глина, он надел спецовочные рукавицы, и только куски земли летели по сторонам.

Аким радовался. Такой быстро дело до конца доведёт. Спасибо Пищикову, удружил, хорошего работника подсказал.

Перекуривал Мишка редко, а если перекуривал, то не спеша, с оттяжкой. Курил за раз одну-две сигареты. И так: походит, побродит, порасспрашивает Борзова про то, про сё. Хозяин тут же, при нём, следит-послеживает — там стена ямы в укос пошла, здесь угол чересчур востёр.

— Поправим, Аким Иваныч, — соглашался Скржуков с замечаниями. — Я тебе сначала, как есть сделаю, не буду же сразу филигранить, а потом в чистоте доведу. Щас-то тяжело, а как песочек пойдёт — мигом управимся.

— А как ты думаешь, Михаил, приямок надо будет копать?

Мишка сдвинул шляпу на ухо.

— Я думаю, надо. Всё равно до чистого песка не доберёмся — глубоко очень. А приямок сделаешь, прикроешь его — узор будет.

«Узор», по-Мишкиному, красота.

Сидит Мишка на краю ямы, ноги свесив. Ведёт разговоры с хозяином.

— Место у тебя красивое здесь, Аким Иваныч. Участок хорош.

— Хорош-то хорош. А сколько денег я в него ухлопал. Вам что в казённых домах, над вами не каплет, живёте в ус не дуете, отработали что положено и — гуляй. А здесь горбатиться надо. Задаром ведь ничего не сделаешь. Задаром только птички поют.

Мишка бросил комок земли в яму, громко рассмеялся после слов Борзова:

— Как точно ты сказал, Иваныч. Вот уж право — точно и наверняка верно.

Он долго хмыкал, крутил головой и бил себя ладонями по коленям, выражая свой восторг сентенцией Борзова.

Перед окончанием работы Мишка, с выдохами выбрасывая уже из глубокой ямы комья земли, сказал как бы мимоходом:

— С начином бы надо, Аким Иваныч.

Борзов промолчал, а Мишка продолжал, подчищая дно:

— Я помню, ещё отец рассказывал — он у меня в артели по плотницкой части состоял, — так вот он говорил, что всегда с начином ставили водки. Обычай такой. Это тогда, а щас проще ещё стало.

— Это чего же проще? — не понял Борзов и насупился.

— Да водки везде можно купить.

Борзов тяжело вздохнул, но ничего не сказал.

Вечером он поставил бутылку на стол. Мишка разулся и босой прошёл на террасу. Сел на табуретку, обтёр губы. Хозяин разлил, поднял свою стопку.

— С началом, — провозгласил он.

— Будем, — ответил Мишка. — Чтоб не обваливался, — и не спеша выпил. Выпил, крякнул. Полез за красным помидором.

Хозяин и по второй не отказался: у своей бутылки сидеть и не выпить. На стуле вертуном вертелся, будто гвоздь в сиденье вставили, всё чего-то хотел спросить, да не решался.

Начались разговоры. О том, о сём, о прочем. В основном о политике, о международном положении. Мишка ругал Картера с его правами человека. После второго захода обсудили проблему американских заложников в Иране и, наговорившись о делах мировых, перешли к своим.

— Миша, ты бы мог мне побыстрей всё это сделать? — спросил Борзов. — Мне ведь, знаешь, ещё выкладывать кирпичом. А лето на исходе. А там картошку копать. Какие дела будут! Как?

Мишка махнул рукой.

— Не сумлевайся! Ещё два денька — и шабаш. Ты видишь, как я работаю? От сердца, не филоню. — Мишка разговорился: — Успеем. Это я щас сдал. А раньше был шустрей. Я ведь родился в деревне. Работал сызмала, крепкий был. В армии, — Сержуков призадумался, — призы брал за земляные работы. Да. Помню откомандировали меня как-то раз из части на соревнования. Копали траншеи на время. Много нас тогда собрали со всего округа. Собрали, отвели каждому полоску земли на поле, большое такое поле было, дали лопату и говорят: давай! Старлей время засёк. Ну я и давай вкалывать, дело-то привычное. За шесть часов я тогда двадцать с лихвой кубов отмерил. Вот так. Тут же благодарность перед строем. А потом премию в двести пятьдесят рублей дали. Это ещё на те деньги, двадцать пять по-теперешнему. Щас, конечно, года не те. Но не бойсь — два дня и яма готова.