Юрий Любопытнов - Озеро призраков

— Может, кто из твоих слуг самоуправство чинит?

— Нет, батюшка. Всех держу в кулаке. — Никифор сжал волосатые пальцы. — Никому соблазну к самовольству не даю.

— Добро, коли так.

— Слыхали мы, боярин, — исподлобья взглянув на Никифораа, в разговор вступил Иероним, — что рядом с градом идолище поганое у тебя тут на холме. Скоморохов и гусельников привечаешь. Холопы жертвы деревянным богам приносят… как? — и его чёрные густые брови с проседью поднялись, а глаза воззрились на боярина.

— Идолище есть, — ответил боярин. — Я запрещал приносить жертвы, но всё едино бегают холопы в зелёную рощу.

— Волхованием кто занимается?

— Рщига, знахарь.

Князь поднял глаза на боярина.

— В летах волхв? — спросил он, внимательно разглядывая резьбу на деревянном ковше.

— В зрелом возрасте.

— Семья?

— Жена и годовалый сын.

— Такой малый?

— Он у него четвёртый. Старший сын сгинул на охоте — медведь задрал, одна дочь родилась мёртвой, а ещё одна в младенчестве наколола палец рыбьей костью — Бог прибрал и её.

— Откуда доподлинно всё знаешь? — спросил князь.

— Люди всё ведают, а я не гнушаюсь холопьего языка слушать.

— Бог наказал язычника, — проронил Иероним, осеняя себя крестным знамением. — И ещё накажет.

Князь посмотрел на него, но ничего не сказал. Полузакрыв глаза, он размышлял.

Иероним встал из-за стола и сказал, обращаясь к Даниилу Александровичу:

— Князь, казнить надо волхва, капище срыть, Даждьбога в реку спустить… Срам вере христовой. Никак Покров монастырь на Хоткове горе не утвердится, а тут ещё игрища поганые устраивают, пляски бесовские, берёзки завивают, и всё под носом боярина, твоего наместника.

Никифоор помрачнел — не ожидал он такой отповеди от Иеронима. Рука нервно теребила серебряную бляшку на рубахе. Он неприязненно посмотрел на небольшого, в чёрной рясе Иеронима. Черноризец не нравился ему. Особенно были неприятны острые сверлящие глаза княжеского духовника.

Князь после выпитого, после обильной пищи и дальней дороги, нашатавшись в седле, после бани ослаб, и думать ему не хотелось. Хотелось понежиться на мягкой постели, отрешиться на время от забот, а уж завтра с приходом ясного утра поразмыслить на свежую голову.

— Завтра будем решать, — сказал он, прерывая беседу. — Веди, боярин, в опочивалюню. Благие дела утром начинаются.

Князя увели два холопа с боярином. Слуги начали прибирать со стола остатки пиршества.

Иероним подошёл к небольшому оконцу, забранному слюдой. Толкнул раму. Пахнул свежий вечерний воздух. Над Радонежским опускались сумерки. В небе зажигались звёзды. Издалека доносился лай собак. Где-то совсем рядом промычала корова, и снова наступила тишина.

— Бесы, бесы мутят народ, — чуть слышно проговорил Иероним. — Господи, вложи в голову князю благие мысли — разрушить этот вертеп идольский.

Давно мечтал Иероним под корень извести остатки веры древней, приютившейся под боком Радонежа. Да всё недосуг, другие заботы лежали на плечах духовника. Но вот князь вступил в пору совершеннолетия, и теперь у Иеронима есть сила, которая поколеблет язычество, таким пышным цветом распустившееся в здешних местах.

Он отошёл от окна, приоткрыл дверь в сени и кого-то позвал. На зов явился ражий детина в длинной рубахе, подпоясанной красным шнурком. Это был преданный слуга Иеронима, спасённый им в своё время от кнута за лихие дела, а теперь верой и правдой служивший избавителю. Жил он в Москве рядом с покоями Иеронима, помогал слугам вести хозяйство, исполнял другие поручения княжеского духовника, о которых никому не дано было ведать. Иероним подозвал его к себе. Тот наклонил голову, и наставник сказал ему несколько слов на ухо.

— Исполню, отче, — ответил детина и перекрестился.

— Возьми в подмогу двух конюхов, — сказал Иероним. — Легче будет справиться.

В полусумраке сеней мелькнула тень. Иероним повёл бровью. Детина выбежал в сени и быстро вернулся.

— Никого нет.

— Померещилось, — проговорил Иероним. — Иди, исполняй, только погоди, когда все улягутся.

6.

В сумерках в избушку к Рщиге осторожно постучали. Рщигпа взял суковатую палку и вышел на ступени. Его изба стояла на краю Радонежского, совсем рядом с Пажей. Залаяли собаки, их целую свору держал кузнец Щелкуша, чья дымная кузня была на другом берегу реки в зарослях кудрявых лип.