Потом была Москва. Тётка Ульяна, приютившая деревенских пареньков в своей коммунальной квартирке, и ремесленное училище, в котором Пётр учился на токаря. И война с оборонным заводом, на котором мальчишки вытачивали снаряды, бьющие из русских пушек по врагу за слёзы наших матерей.
На заводе Петя встретил и свою Любушку – паяльщицу из соседнего цеха. Пел ей под гармонь добрые песни. После войны поженились. Любушка родила ему двух девочек-погодок, Танечку и Леночку, разлетевшихся, оперившись красотой юности, вместе с крепкими мужьями в разные концы Советского Союза.
Союза, развалившегося в начале девяностых до того, что дочери оказались за границей. Таня в Литве. Лена на Украине. Приезжали, правда. Гостили у стариков. Садились за праздничный стол в их двухкомнатной квартирке-хрущёвке. Пели всей семьёй песни под отцову гармошку.
Но и это уже в прошлом. С каждым годом жить становилось труднее. И последние пять лет встречались с дочерьми, зятьями и внуками мало. Любушка заболела. Упала на улице. Сломала шейку бедра. Слегла. Пётр ухаживал за ней. Как мог, старался помочь, подбодрить. Она улыбалась. Но ей становилось всё хуже и хуже. Умерла. Вызвал телеграммами дочек. Приехали. Похоронили. И снова уехали, пообещав звонить. Пока вот не звонили.
* * *
К вечеру подморозило со студёным ветерком. Он перестал играть. Гармонь никто не покупал, и Пётр Иваныч принялся негнущимися уже руками собирать мелочь, задумав уходить. Длинные пальцы с тёмными венами совсем не слушались. В эту минуту к нему подошёл бородачок с фотоаппаратом.
– Дед, можно тебя сфотографировать? Я занимаюсь фотографией. Снимаю людей. Ты не против?
Пётр Иваныч взял под мышку гармонь и поднял глаза.
– Фотографируй. Не жалко. Как мне, встать или сидеть? Не тёмно?
– Нормально ещё. Сиди как сидишь.
Фотограф пощёлкал своим аппаратом со вспышкой несколько раз и улыбнулся.
– Спасибо, дед. Ещё один герой нашего времени у меня в архиве. Ну что, не покупают твою гармонь?
– Да кому она нужна… – Пётр Иваныч, махнув, встал, предварительно бросив картонку в пакет, и взял за ножку свой трёхногий табурет.
Фотограф почесал затылок.
– А почём продаёшь-то?
– За пятьсот рублей отдам.
– На что тебе пятьсот рублей? Разве это деньги?
– Я больше играть не буду. А инструмент должен людям служить. Цветы на могилку жене куплю.
Фотограф понимающе покачал головой и вдруг предложил:
– Давай я тебе дам пятьсот рублей за фотосессию. Гонорар твой будет. А насчёт инструмента – вот что я тебе посоветую. Тут на Измайловском острове есть клуб-музей коммунальной квартиры. Там работает Надежда Аркадьевна. Сходи туда. Отнеси. Скажи, Гена Михеев из окружной газеты посоветовал. Она возьмёт гармонь как экспонат. И будет твоя гармошка жить дальше долгой счастливой жизнью и продолжит служить людям. – Гена протянул старику малиновую бумажку.
Тот смял её в руке и сунул в карман.
– Спасибо, сынок… Завтра снесу.
С тем и расстались.
* * *
На следующее утро Пётр Иваныч, умывшись и тщательно выбрившись, пошёл на почту. Получать пенсию. Выслать денег дочкам. Часам к десяти управился со всеми делами и по морозцу с гармошкой под мышкой потрусил к мостику через пруды.
За мостиком увидел белую стену Государева двора. Они с Любушкой бывали здесь не раз. Гуляли с девочками, когда здесь ещё был жилой городок с коммунальными квартирками. Кормили белочек с рук. А теперь, вишь, тут музей.
Войдя на территорию, подошёл к девушке-охраннице в полицейской будке – спросить, как ему пройти в клуб, и вдруг увидел в клетке маленького совёнка.
– Здравствуй, дочка. Как он тут у вас оказался? Экий малыш!
Совёнок сидел нахохлившись. Ему, видать, было холодно.
– Да вот, свалился на нашу голову. Посадили в клетку. А то вороны заклюют. За ним должны приехать на днях. Заберут в питомник.
– Он хоть ест чего?
– Не откажется. Подкармливаем.
– А скажи, родная, как мне найти Надежду Аркадьевну?
– А ты, дедушка, налево поворачивай. Там дверка. Позвони – она тебе и откроет.
Пётр Иваныч помялся на крылечке и нажал на металлический кружочек звонка.
Дверь отворилась, и на пороге он увидел стройную пожилую даму в сером вязаном платье, кутающуюся в белую шаль, с тонкой дымящейся сигаретой в руке.
– Добрый день, вы ко мне? – хриплым голосом спросила она и стряхнула пепелок, постукивая большим пальцем по фильтру.
– Здравствуйте, вы Надежда Аркадьевна? – Пётр Иваныч мялся, не зная, как начать разговор.
Читать дальше