Эдуард Поляков - По любви [сборник]

Сначала она стояла со стиснутыми синими губами у горящей своей избы и молчала. Молчала и думала. Правильно ли всё сделала.

Когда послышались крики, уже потом люди увидели сумасшедшую, махающую руками и причитающую нечеловеческим визгливым голосом Валентину.

Бежали с вёдрами. С лопатами. С ломом. И кому бежать-то было? В Хотяжах двенадцать дворов. А зимой здесь живёт всего восемь человек, да и те старики.

Похоронили то, что от них осталось, на старом деревенском кладбище в одной семейной Женькиной оградке двумя холмиками. Накрыли венками.

В округе про их любовь стали выдумывать всякое. Один местный дьячок из приходской церкви, Женькин друг, даже стих сочинил:

Некоторым из наших деревенских нравится. Особенно тем, кто пьёт на могилке улыбающихся с фото и вечно юных Жени и Маши после Пасхи водку. Из наполненных Валентиной Ивановной рюмок. Читая эти высеченные на памятнике строчки. Молодёжь приходит. Чтит. Но ненадолго всё это, ребята. Ох, ненадолго.

Я и сам любил в юности ходить с ровесниками на костёр. С первой любовью пришлось расстаться. Женился совсем на другой женщине. Счастлив в браке. Дети есть. А тут что? О чём ещё писать? Что выдумывать?

Машенька! Женька! Валентина! Эх вы, дурачки-дурачки! Безумцы…

Вот и вся история.

Лёгкая декабрьская снежинка тихим вечером опускалась на землю. Она ритмично покачивалась своими кристаллическими крылышками, мечтая поскорее стать частью мягкого снежного ковра, покрывающего землю в большом и шумном городе с жёлтыми огнями уличных фонарей.

Но случилось по-другому, когда под волнами воздушных ударов от пролетающих мимо автомобилей она у самой земли подлетела вверх, пронеслась через Измайловское шоссе и опустилась на чёрный пластик плачущего звуками инструмента – русской гармони. Гармония звуков потрясла её. Снежинка, словно прошитая током, дрогнула, соскочила вниз на руку гармониста и растаяла, превратившись в малюсенькую капельку, похожую на слезу ребёнка.

Пётр Иваныч Паламарчук играл у станции метро «Партизанская» есенинскую «Над окошком месяц». Перед ним на асфальте лежал целлофановый пакетик, придавленный ледяной мелочью прохожих, а под ногами на картонке можно было разглядеть расплывшуюся от влаги надпись: «Продаётся гармонь. Недорого».

Чуть больше месяца назад Пётр Иваныч схоронил жену Любушку. Старость брала своё. От тоски и одиночества не было сил сидеть дома. Пошёл к людям. Играл для них. Кто-то откликался. Бросал ему мелочь и бумажки. Как всегда, молча. Как всегда, спеша. Полицейские ему улыбались. Жалели старика.

Руки озябли, когда к вечеру стало подмораживать. Прошло сорок дней со дня смерти Любушки. В этот день с утра на кухне Пётр Иваныч вырезал из картонной коробки квадратик и очиненным синим карандашом вывел тяжёлые буквы. Пообещал себе – больше не будет играть. Сегодня последний разок.

Достал из холодильника початую бутылку дешёвой водки. Сухой жилистой рукой налил полстакана. Выпил. Помянул, не закусывая горькую. И вышел на улицу, накинув на голову старую кроликовую ушанку, запихнувшись худыми руками в поношенное демисезонное пальто, ухватив в коридоре треугольную табуретку, став вдруг похожим на старого носатого и одинокого ворона…

Гармонь Петру Ивановичу досталась от брата-фронтовика. Григорий Паламарчук играл на ней 9 мая 1945 года в Праге в Великий День Победы, когда стало как-то сразу всё по-другому. Больше уже не надо было проливать кровь, отвоёвывая по уголку, по пяди дома, кварталы и покрытые воронками поля на этой безжалостной войне, терять боевых товарищей, стрелять и колоть врага. Можно было возвращаться домой – восстанавливать разрушенную безумным ураганом войны страну. Жить в почти позабытом мирном быту. Любить. Поднимать детей.

Брат Григорий двадцать лет после войны работал на стройках и умер от сердечного приступа прямо на работе, в маске сварщика, держа в рукавице неразжатой остывающей рукой прилипший к арматуре стонущий электрод.

Пётр Иваныч был самоучкой. Ещё в детстве, перед войной, глядя, как своими весёлыми наигрышами заманивает деревенских девок на гулянку старший брат, он поклялся, что обязательно научится играть на гармони. И научился. Засиживаясь за кнопочками целыми ночами. Переживая и стараясь. Был счастлив, когда первая чистая мелодия полилась из инструмента под его руками на глазах у изумлённого брата и родни. Песня за песней – они сдружились с гармонью.