Михаил Боков - Дед [Первый роман о черных копателях России]

Отца Иоанна он продолжал звать Макарычем. Руку ему не целовал.

Однажды отец Иоанн подловил его после службы и спросил:

– Есть что-то, о чем ты молчишь на исповедях, Иван Кузьмич?

Кузьмич не понял.

– Кулаки, – сказал отец Иоанн и показал пальцем на его кулаки.

Кулаки были разбиты до мяса.

– Нет, – сказал Кузьмич. – Я говорю тебе все. Как на духу.

– Чтобы ты ни делал, я знаю, ты делаешь это на благо, – сказал отец Иоанн. – Благословляю тебя.

Так Макарыч вернул старый долг – за то время, когда дороги Кузьмича пропустили его.

Нутро вертолета напоминало жаровню. Рубашка Кузьмича, насквозь мокрая, прилипла к кожаной спинке сиденья. Градины пота катились по лбу, по щекам, струйками утекали за воротник. То же происходило с остальными. Темные волосы пилота над солнцезащитными очками слиплись, как если бы их щедро полили гелем. Может быть, это и есть гель? Кузьмич с подозрением взглянул на пилота.

– Все в порядке, Иван Кузьмич? – не поворачивая головы, спросил тот.

Кузьмич буркнул:

– Лучше не бывает. Чем ты мажешь свои волосы?

– Что?

– Чем ты мажешь свои волосы? Если это у тебя чертов гель, можешь выпрыгивать из вертолета прямо сейчас. Напомаженные мужики не понадобятся там, куда мы едем.

Пилот хмыкнул. Сзади в салоне заржали.

Бойцам Кузьмича было хуже всех. Каждый был обернут в отличный новенький бронежилет, имел наколенники поверх плотных штанов и кевларовый черный шлем. Бойцы старались не думать о том времени, когда шлем придется надеть. Они ржали, чтобы не блевать от жары. Они были профессионалы, и такая была их выучка.

Кузьмич наотрез отказался от бронежилета. Хотя его заботливый пресс-секретарь – молодой парень, выпускник пединститута – бежал за ним до самой посадочной площадки, зная, куда отправляется глава района.

– Наденьте, Иван Кузьмич, – умолял он. – Там может быть опасно.

Бронежилет ему выдали в местном отделении полиции. Кузьмич отмахнулся от парня и залез в вертолет – в одной рубашке, которая тут же стала мокрой в адской жаровне. Когда они взлетали, парень так и стоял, сжимая ненужный бронежилет в руках. Его жидкая белесая челка трепыхалась на ветру. Лицо его было похоже на мордочку домашней собачки. Парень никогда не нравился Кузьмичу, и он много раз пробовал от него отделаться, но в аппарате губернатора ему намекнули, что без толкового пресс-секретаря дела нынче не ведут. «Толкового? – возмутился Кузьмич. – Да он не отличит звезду от жопы!» – «Все равно, – настояли аппаратчики. – Он нужен вам по штату, он штатная единица».

Кузьмича бесило в парне все и больше всего то, что парень пошел в пединститут, чтобы откосить от армии. Нормальные парни сначала идут служить, а уже потом поступают в институт, полагал он. Сам Кузьмич отправился примерять сапоги на третьем курсе – попал во флот: в военкомате решили, что его кривые из-за самбо ноги сгодятся топтать палубу. Через три года он вернулся и продолжил учебу.

Кузьмича бесило румяное лицо парня, бесил его начинающий отрастать животик – это в двадцать три года-то! – бесила его манера говорить, медленно, словно спросонья, бесил пушок на его веснушчатых ручках. Но делать было нечего: кажется, парня приставили к нему намертво. А когда он попробовал рыпнуться, сменить парня хотя бы на симпатичную девушку, пусть будет лучше девушка, будет юбка, будет молодая выпуклая грудь, один из его замов намекнул: парень – сын заслуженной, известной в городе учительницы. Если его уволить, старушка будет очень расстроена. Поэтому Кузьмич смирился. Он дал парню стол и попросил из кладовки сделать ему рабочее место напротив его кабинета. Он дал парню возможность разбираться с бумагами – отделять нужные от ненужных, гонял парня по мелким поручениям, засылал в бесполезные командировки и был счастлив, когда удавалось ни разу не встретиться с ним в рабочий день. Иногда, подвыпив в кругу знакомых, он называл парня «моя собачка».

Сейчас под Кузьмичом проплывали верхушки деревьев, здоровые корабельные стволы. Он вспоминал сына. Его сын был, как эти деревья, – высокий, спортивный и стройный. Занимался волейболом. Кузьмич ходил болеть за его команду и, бывало, бесновался на трибунах так, что другим было страшно: костерил на чем свет судью, если команда сына проигрывали. Или кричал, победно вскидывая руки, если команда вела.

Как и парень, работавший его пресс-секретарем, сын не служил в армии. Но это странным образом не смущало Кузьмича: сыну не надо было служить, чтобы оставаться в его глазах лучшим. Спортивный, красивый – он был как греческий бог. И чем дальше шло время, тем меньше оставалось в памяти Кузьмича реального сына, тем больше его голову заполняло вот это – спортивная площадка, волейбол, мускулистые длинные руки то ли сына, то ли виденные на фото звезды в журнале, и почему-то Гомер, первая строчка Гомера: «Гнев, богиня, воспой Ахиллеса, Пелеева сына».